Короткая русская сказка: рассказ Льва Толстого, читать онлайн
Алексей Толстой — Русские народные сказки
Главная > Сказки > Авторские сказки > Сказки Алексея Толстого > Алексей Толстой — Русские народные сказки
Алексей Толстой — русские народные сказки — коллекция фольклорных сюжетов, записанных и обработанных писателем. В них Алексей Толстой искал занимательные языковые фигуры, любопытные подробности повествования. Собрание бытовых и волшебных произведений наполнено интересными персонажами. Люди и животные отражают своими поступками и словами вековую мудрость народа, его желания и надежды. В сказках, обработанных Алексеем Толстым, звучит тема чести, правды, достоинства, подлинных чувств и долга перед Родиной.
Сортировать по:ПопулярностьВремя чтенияНазваниеПросмотрыЛайки
Русские народныеПро Ивана-дуракаСказки на ночьВолшебныеПро коняТолстой — Русские народныеО добре и злеПро братьевДля школьниковДля 2 классаДля 3 классаДля детского садаДля старшей группы
Русские народныеВолшебныеО животныхПро волкаПро коняДля детей 10 летДля детей 11 летТолстой — Русские народныеПро ИванаДля детей 8 летПро дружбуДля школьниковДля 4 класса
ВолшебныеРусские народныеПро Деда МорозаСказки на ночьНовогодниеСоветскиеДля детей 3 летДля детей 6 летАлександр АфанасьевТолстой — Русские народныеО добре и злеПоучительныеО временах годаПро зимуДля школьниковДля 1 классаДля детского садаДля подготовительной группы
Русские народныеСказки на ночьКороткиеСоветскиеДля детей 2 летДля детей 3 летДля малышейТолстой — Русские народныеПро курочкуМладшая группа
ВолшебныеРусские народныеСказки на ночьПро коровуТолстой — Русские народныеО добре и злеПоучительныеДля школьниковДля 1 классаДля 2 классаДля детского садаДля старшей группы
Про журавляДля школьниковДля 2 классаРусские народныеО животныхПро лисуДля малышейТолстой — Русские народныеПро дружбу
Русские народныеСказки на ночьВолшебныеДля детей 5 летДля детей 6 летДля малышейТолстой — Русские народныеПро ИванаПро братьевПро старухуДля школьниковДля 1 классаДля 2 классаДля 3 классаДля детского садаДля средней группы
Русские народныеПро Ивана-дуракаСказки на ночьВолшебныеТолстой — Русские народныеДля школьниковДля 1 класса
Русские народныеВолшебныеПро коняДля детей 11 летПро бабу-ягуТолстой — Русские народные
Русские народныеО животныхНовогодниеТолстой — Русские народныеПро гусейО временах годаПро зимуДля детей 8 летДля школьниковДля 1 классаДля 2 классаДля детского садаДля средней группы
Русские народныеВолшебныеТолстой — Русские народные
Русские народныеДля школьниковДля 1 классаО животныхПро лисуПро кошкуДля малышейТолстой — Русские народные
Русские народныеПро лисуПро волкаТолстой — Русские народныеО временах годаПро зиму
Русские народныеПро медведяТолстой — Русские народныеДля школьниковДля 1 класса
Русские народныеДля школьниковДля 1 классаДля 2 классаДля детей 4 летДля детей 6 летТолстой — Русские народныеПро журавля
Русские народныеО животныхПро лисуПро зайцаТолстой — Русские народныеДля школьниковДля 1 классаДля детского садаДля средней группы
Русские народныеСказки на ночьПро петухаПро кошкуДля малышейТолстой — Русские народныеДля школьниковДля 1 классаМладшая группа
Русские народныеО животныхПро лисуПро волкаТолстой — Русские народныеО временах годаПро зимуДля школьниковДля 1 классаДля детского садаДля средней группы
Русские народныеСказки на ночьКороткиеО животныхПро лисуДля малышейТолстой — Русские народныеДля школьниковДля 2 класса
Русские народныеДля малышейТолстой — Русские народные
Показать еще
Сказка о молодильных яблоках и живой воде.
Русская народная сказканекотором царстве, в некотором государстве жил да был царь, и было у него три сына: старшего звали Федором, второго Василием, а младшего Иваном.
Царь очень устарел и глазами обнищал, а слыхал он, что за тридевять земель, в тридесятом царстве есть сад с молодильными яблоками и колодец с живой водой, Если съесть старику это яблоко — помолодеет, а водой этой умыть глаза слепцу — будет видеть.
Царь собирает пир на весь мир, зовет на пир князей и бояр и говорит им:
— Кто бы, ребятушки, выбрался из избранников, выбрался из охотников, съездил за тридевять земель, в тридесятое царство, привез бы молодильных яблок и живой воды кувшинец о двенадцати рылец? Я бы этому седоку полцарства отписал.
Тут больший стал хорониться за середнего, а середний за меньшого, а от меньшого ответу нет.
Выходит царевич Федор и говорит:
— Неохота нам в люди царство отдавать. Я поеду в эту дорожку, привезу тебе, царю-батюшке, молодильных яблок и живой воды кувшинец о двенадцати рылец.
Пошел Федор-царевич на конюший двор, выбирает себе коня неезженого, уздает узду неузданую, берет плетку нехлестаную, кладет двенадцать подпруг с подпругою — не ради красы, а ради крепости… Отправился Федор-царевич в дорожку. Видели, что садился, а не видели, в кою сторону укатился…
Ехал он близко ли, далеко ли, низко ли, высоко ли, ехал день до вечеру — красна солнышка до закату. И доезжает до росстаней, до трех дорог. Лежит на росстанях плита-камень, на ней надпись написана:
«Направо поедешь-себя спасать, коня потерять. Налево поедешь — коня спасать, себя потерять. Прямо поедешь — женату быть».
Поразмыслил Федор-царевич: — «Давай поеду — где женату быть».
И повернул на ту дорожку, где женатому быть. Ехал, ехал и доезжает до терема под золотой крышей. Тут выбегает прекрасная девица и говорит ему:
— Царский сын, я тебя из седла выну, иди со мной хлеба-соли откушать и спать-почивать.
— Нет, девица, хлеба-соли я не хочу, а сном мне дороги не скоротать.
Мне надо вперед двигаться.
— Царский сын, не торопись ехать, а торопись делать, что тебе любо-дорого.
Тут прекрасная девица его из седла вынула и в терем повела. Накормила его, напоила и спать на кровать положила.
Только лег Федор-царевич к стенке, эта девица живо кровать повернула, он и полетел в подполье, в яму глубокую…
Долго ли, коротко ли, — царь опять собирает пир, зовет князей и бояр и говорит им:
— Вот, ребятушки, кто бы выбрался из охотников — привезти мне молодильных яблок и живой воды кувшинец о двенадцати рылец? Я бы этому седоку полцарства отписал.
Тут опять больший хоронится за середнего, а середний за меньшого, а от меньшого ответу нет.
Выходит второй сын, Василий-царевич:
— Батюшка, неохота мне царство в чужие руки отдавать. Я поеду в дорожку, привезу эти вещи, сдам тебе в руки.
Идет Василий-царевич на конюший двор, выбирает коня неезженого, уздает узду неузданую, берет плетку нехлестаную, кладет двенадцать подпруг с подпругою.
Поехал Василий-царевич. Видели, как садился, а не видели, в кою сторону укатился… Вот он доезжает до росстаней, где лежит плита-камень, и видит:
«Направо поедешь-себя спасать, коня потерять.
Налево поедешь — коня спасать, себя потерять. Прямо поедешь — женату быть».
Думал, думал Василий-царевич и «поехал дорогой, где женатому быть. Доехал до терема с золотой крышей. Выбегает к нему прекрасная девица и просит его откушать хлеба-соли и лечь почивать.
— Царский сын, не торопись ехать, а торопись делать, что тебе любо-дорого…
Тут она его из седла вынула, в терем повела, накормила, напоила и спать положила.
Только Василий-царевич лег к стенке, она опять повернула кровать, и он полетел в подполье.
А там спрашивают:
— Кто летит?
— Василий-царевич. А кто сидит?
— Федор-царевич.
— Вот, братан, попали!
Долго ли, коротко ли, — в третий раз царь собирает пир, зовет князей и бояр:
— Кто бы выбрался из охотников привезти молодильных яблок и живой воды кувшинец о двенадцати рылец? Я бы этому седоку полцарства отписал.
Тут опять больший хоронится за середнего, середний за меньшого, а от меньшого ответу нет.
Выходит Иван-царевич и говорит:
— Дай мне, батюшка, благословеньице, с буйной головы до резвых ног, ехать в тридесятое царство — поискать тебе молодильных яблок и живой воды, да поискать еще моих братьецев.
Дал ему царь благословеньице. Пошел Иван-царевич в конюший двор — выбрать себе коня по разуму. На которого коня ни взглянет, тот дрожит, на которого руку положит — тот с ног валится…
Не мог выбрать Иван-царевич коня по разуму. Идет повесил буйну голову. Навстречу ему бабушка-задворенка.
— Здравствуй, дитятко, Иван-царевич! Что ходишь кручинен-печален?
— Как же мне, бабушка, не печалиться — не могу найти коня по разуму.
— Давно бы ты меня спросил. Добрый конь стоит закованный в погребу, на цепи железной. Сможешь его взять — будет тебе конь по разуму.
Приходит Иван-царевич к погребу, пнул плиту железную, свернулась плита с погреба. Вскочил ко добру коню, стал ему конь своими передними ногами на плечи.
Стоит Иван-царевич — не шелохнется. Сорвал конь железную цепь, выскочил из погреба и Ивана-царевича вытащил. И тут Иван-царевич его обуздал уздою неузданой, оседлал седельцем неезженым, наложил двенадцать подпруг с подпругою — не ради красы, ради славушки молодецкой.
Отправился Иван-царевич в путь-дорогу. Видели, что садится, а не видели, в кою сторону укатился… Доехал он до росстаней и поразмыслил:
«Направо ехать — коня потерять, — куда мне без коня-то? Прямо ехать — женату быть, — не за тем я в путь-дорогу выехал. Налево ехать — коня спасти, — эта дорога самая лучшая для меня».
И поворотил он по той дороге, где коня спасти — себя потерять. Ехал он долго ли, коротко ли, низко ли, высоко ли, по зеленым лугам, по каменным горам, ехал день до вечеру — красна солнышка до закату — и наезжает на избушку.
Стоит избушка на курьей ножке, об одном окошке.
— Избушка, избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом! Как мне в тебя зайти, так и выйти.
Избушка повернулась к лесу задом, к Ивану-царевичу передом.
Зашел он в нее, а там сидит баба-яга, старых лет. Шелковый кудель мечет, а нитки через грядки броеает.
— Фу, фу, — говорит, — русского духу слыхом не слыхано, видом не видано, а нынче русский дух сам пришел.
А Иван-царевич ей:
— Ах ты, баба-яга, костяная нога, не поймавши птицу — теребишь, не узнавши молодца — хулишь. Ты бы сейчас вскочила да меня, добра молодца, дорожного человека, накормила, напоила и для ночи постелю собрала. Я бы улегся, ты бы села к изголовью, стала бы спрашивать, а я бы стал сказывать — чей да откуда.
Вот баба-яга это дело все справила — Ивана-царевича накормила, напоила и на постелю уложила. Села к изголовью и стала спрашивать:
— Чей ты, дорожный человек, добрый молодец, да откуда? Какой ты земли? Какого отца, матери сын?
— Я, бабушка, из такого-то царства, из такого-то государства, царский сын Иван-царевич. Еду за тридевять земель, за тридевять озер, в тридесятое царство за живой водой и молодильными яблоками.
— Ну, дитя мое милое, далеко же тебе ехать: живая вода и молодильные яблоки — у сильной богатырки девицы Синеглазки, она мне родная племянница.
Не знаю, получишь ли ты добро…
— А ты, бабушка, дай свою голову моим могутным плечам, направь меня на ум-разум.
— Много молодцев проезживало, да не много вежливо говаривало. Возьми, дитятко, моего коня. Мой конь будет бойчее, довезет он тебя до моей середней сестры, она тебя научит.
Иван-царевич поутру встает ранехонько, умывается белешенько. Благодарит бабу-ягу за ночлег и поехал на ее коне.
Вдруг он и говорит коню:
— Стой! Перчатку обронил.
А конь отвечает:
— В кою пору ты говорил, я уже двести верст проскакал…
Едет Иван-царевич близко ли, далеко ли. День до ночи коротается. И завидел он впереди избушку на курьей ножке, об одном окошке.
— Избушка, избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом! Как мне в тебя зайти, так и выйти.
Избушка повернулась к лесу задом, к нему передом. Вдруг слышно — конь заржал, и конь под Иваном-царевичем откликнулся.
Кони-то были одностадные. Услышала это баба-яга — еще старее той — и говорит:
— Приехала ко мне, видно, сестрица в гости.
И выходит на крыльцо:
— Фу-фу, русского духу слыхом не слыхано, видом не видано, а нынче русский дух сам пришел.
А Иван-царевич ей:
— Ах ты, баба-яга, костяная нога, встречай гостя по платью, провожай по уму. Ты бы моего коня убрала, меня бы, добра молодца, дорожного человека, накормила, напоила и спать уложила…
Баба-яга это дело все справила — коня убрала, а Ивана-царевича накормила, напоила, на постелю уложила и стала спрашивать, кто он да откуда и куда путь держит.
— Я, бабушка, из такого-то царства, из такого-то государства, царский сын Иван-царевич. Еду за живой водой и молодильными яблоками к сильной богатырке, девице Синеглазке…
— Ну, дитя милое, не знаю, получишь ли ты добро.
Мудро тебе, мудро добраться до девицы Синеглазки!
— А ты, бабушка, дай свою голову моим могутным плечам, направь меня на ум-разум.
— Много молодцев проезживало, да не много вежливо говаривало. Возьми, дитятко, моего коня, поезжай к моей старшей сестре.
Она лучше меня научит, что делать.
Вот Иван-царевич заночевал у этой старухи, поутру встает ранехонько, умывается белешенько. Благодарит бабу-ягу за ночлег и поехал на ее коне. А этот конь еще бойчей того.
Вдруг Иван-царевич говорит:
— Стой! Перчатку обронил.
А конь отвечает:
— В кою пору ты говорил, я уж триста верст проскакал…
Не скоро дело делается, скоро сказка сказывается. Едет Иван-царевич день до вечера — красна солнышка до закату. Наезжает на избушку на курьей ножке, об одном окошке.
— Избушка, избушка, обернись к лесу задом, ко мне передом! Мне не век вековать, а одну ночь ночевать.
Вдруг заржал конь, и под Иваном-царевичем конь откликнулся. Выходит на крыльцо баба-яга, старых лет, еще старее той. Поглядела — конь ее сестры, а седок чужестранный, молодец прекрасный…
Тут Иван-царевич вежливо ей поклонился и ночевать попросился. Делать нечего! Ночлега с собой не возят — ночлег каждому: и пешему и конному, и бедному и богатому.
Баба-яга все дело справила — коня убрала, а Ивана-царевича накормила, напоила и стала спрашивать, кто он да откуда и куда путь держит.
— Я, бабушка, такого-то царства, такого-то государства, царский сын Иван-царевич. Был у твоей младшей сестры, она послала к середней, а середняя к тебе послала. Дай свою голову моим могутным плечам, направь меня на ум-разум, как мне добыть у девицы Синеглазки живой воды и молодильных яблок.
— Так и быть, помогу я тебе, Иван-царевич. Девица
Синеглазка, моя племянница, — сильная и могучая богатырка. Вокруг ее царства — стена три сажени вышины, сажень толщины, у ворот стража — тридцать богатырей. Тебя и в ворота не пропустят. Надо тебе ехать в середину ночи, ехать на моем добром коне. Доедешь до стены — бей коня по бокам плетью нехлестаной. Конь через стену перескочит. Ты коня привяжи и иди в сад. Увидишь яблоню с молодильными яблоками, а под яблоней колодец. Три яблока сорви, а больше не бери. И зачерпни из колодца живой воды кувшинец о двенадцати рылец.
Девица Синеглазка будет спать, ты в терем к ней не заходи, а садись на коня и бей его по крутым бокам. Он тебя через стену перенесет.
Иван-царевич не стал ночевать у этой старухи, а сел на ее доброго коня и поехал в ночное время. Этот конь поскакивает, мхи-болота перескакивает, реки, озера хвостом заметает.
Долго ли, коротко ли, низко ли, высоко ли, доезжает Иван-царевич в середине ночи до высокой стены. У ворот стража спит — тридцать могучих богатырей Прижимает он своего доброго коня, бьет его плетью нехлестаной. Конь осерчал и перемахнул через стену. Слез Иван-царевич с коня, входит в сад и видит — стоит яблоня с серебряными листьями, золотыми яблоками, а под яблоней колодец. Иван-царевич сорвал три яблока, а больше не стал брать да зачерпнул из колодца живой воды кувшинец о двенадцати рылец. И захотелось ему самою увидать, сильную, могучую, богатырку, девицу Синеглазку.
Входит Иван-царевич в терем, а там спят — по одну сторону шесть полениц — девиц-богатырок и по другую сторону шесть, а посредине разметалась девица Синеглазка, спит, как сильный речной порог шумит.
Не стерпел Иван-царевич, приложился, поцеловал ее и вышел… Сел на доброго коня, а конь говорит ему человеческим голосом:
— Не послушался, ты, Иван-царевич, вошел в терем к девице Синеглазке. Теперь мне стены не перескочить.
Иван-царевич бьет коня плетью нехлестаной.
— Ах ты, конь, волчья сыть, травяной мешок, нам здесь не ночь ночевать, а голову потерять!
Осерчал конь пуще прежнего и перемахнул через стену, да задел об нее одной подковой — на стене струны запели и колокола зазвонили.
Девица Синеглазка проснулась да увидала покражу:
— Вставайте, у нас покража большая!
Велела она оседлать своего богатырского коня и кинулась с двенадцатью поленицами в погоню за Иваном-царевичем.
Гонит Иван-царевич во всю прыть лошадиную, а девица Синеглазка гонит за ним. Доезжает он до старшей бабы-яги, а у нее уже конь выведенный, готовый. Он — со своего коня да на этого и опять вперед погнал… Иван то царевич за дверь, а девица Синеглазка — в дверь и спрашивает у бабы-яги:
— Бабушка, здесь зверь не прорыскивал ли?
— Нет, дитятко.
— Бабушка, здесь молодец не проезживал ли?
— Нет, дитятко. А ты с пути-дороги поешь молочка.
— Поела бы я, бабушка, да долго корову доить.
— Что ты, дитятко, живо справлюсь…
Пошла баба-яга доить корову — доит, не торопится. Поела девица Синеглазка молочка и опять погнала за Иваном-царевичем.
Доезжает Иван-царевич до середней бабы-яги, коня сменил и опять погнал. Он — за дверь, а девица Синеглазка — в дверь:
— Бабушка, не проскакивал ли зверь, не проезжал ли добрый молодец?
— Нет, дитятко. А ты бы с пути-дороги поела блинков.
— Да ты долго печь будешь.
— Что ты, дитятко, живо справлю…
Напекла баба-яга блинков — печет, не торопится. Девица Синеглазка поела и опять погнала за Иваном-царевичем.
Он доезжает до младшей бабы-яги, слез с коня, сел на своего коня богатырского и опять погнал. Он — за дверь, девица Синеглазка — в дверь и спрашивает у бабы-яги, не проезжал ли добрый молодец.
— Нет, дитятко. А ты бы с пути-дороги в баньке попарилась.
— Да ты долго топить будешь.
— Что ты, дитятко, живо справлю…
Истопила баба-яга баньку, все изготовила. Девица Синеглазка попарилась, обкатилась и опять погнала в сугон. Конь ее с горки на горку поскакивает, реки, озера хвостом заметает. Стала она Ивана-царевича настигать.
Он видит за собой погоню: двенадцать богатырок с тринадцатой — девицей Синеглазкой — ладят на него наехать, с плеч голову снять. Стал он коня приостанавливать, девица Синеглазка наскакивает и кричит ему:
— Что ж ты, вор, без спросу из моего колодца пил да колодец не прикрыл!
А он ей:
— Что ж, давай разъедемся на три прыжка лошадиных, давай силу пробовать.
Тут Иван-царевич и девица Синеглазка заскакали на три прыжка лошадиных, брали палицы боевые, копья долгомерные, сабельки острые. И съезжались три раза, палицы поломали, копья-сабли исщербили — не могли друг друга с коня сбить. Незачем стало им на добрых конях разъезжаться, соскочили они с коней и схватились в охапочку.
Боролись с утра до вечера — красна солнышка до закату. У Ивана-царевича резва ножка подвернулась, упал он на сыру землю. Девица Синеглазка стала коленкой на его белу грудь и вытаскивает кинжалище булатный — пороть ему белу грудь. Иван-царевич и говорит ей:
— Не губи ты меня, девица Синеглазка, лучше возьми за белые руки, подними со сырой земли, поцелуй в уста сахарные.
Тут девица Синеглазка подняла Ивана-царевича со сырой земли и поцеловала в уста сахарные. И раскинули они шатер в чистом поле, на широком раздолье, на зеленых лугах. Тут они гуляли три дня и три ночи. Здесь они и обручились и перстнями обменялись.
Девица Синеглазка ему говорит:
— Я поеду домой — и ты поезжай домой, да смотри никуда не сворачивай… Через три года жди меня в своем царстве.
Сели они на коней и разъехались… Долго ли, коротко ли, не скоро дело делается, скоро сказка сказывается, — доезжает Иван-царевич до росстаней, до трех дорог, где плита-камень, и думает:
«Вот нехорошо! Домой еду, а братья мои пропадают без вести».
И не послушался он девицы Синеглазки, своротил на ту дорогу, где женатому быть… И наезжает на терем под золотой крышей. Тут под Иваном-царевичем конь заржал, и братьевы кони откликнулись. Кони-то были одностадные…
Иван-царевич взошел на крыльцо, стукнул кольцом — маковки на тереме зашатались, оконницы покривились. Выбегает прекрасная девица.
— Ах, Иван-царевич, давно я тебя поджидаю! Иди со мной хлеба-соли откушать и спать-почивать.
Повела его в терем и стала потчевать. Иван-царевич, не столько ест, сколько под стол кидает, не столько пьет, сколько под стол льет. Повела его прекрасная девица в спальню:
— Ложись, Иван-царевич, спать-почивать.
А Иван-царевич столкнул ее на кровать, живо кровать повернул, девица и полетела в подполье, в яму глубокую.
Иван-царевич наклонился над ямой и кричит:
— Кто там живой?
А из ямы отвечают:
— Федор-царевич да Василий-царевич.
Он их из ямы вынул — они лицом черны, землей уж стали порастать.
Иван-царевич умыл братьев живой водой — стали они опять прежними.
Сели они на коней и поехали… Долго ли, коротко ли, доехали до росстаней. Иван-царевич и говорит братьям:
— Покараульте моего коня, а я лягу отдохну.
Лег он на шелковую траву и богатырским сном заснул. А Федор-царевич и говорит Василию-царевичу:
— Вернемся мы без живой воды, без молодильных яблок — будет нам мало чести, нас отец пошлет гусей пасти.
Василий-царевич отвечает:
— Давай Ивана-царевича в пропасть спустим, а эти вещи возьмем и отцу в руки отдадим.
Вот они у него из-за пазухи вынули молодильные яблоки и кувшин с живой водой, а его взяли и бросили в пропасть. Иван-царевич летел туда три дня и три ночи.
Упал Иван-царевич на самое взморье, опамятовался и видит — только небо и вода, и под старым дубом у моря птенцы пищат — бьет их погода.
Иван-царевич снял с себя кафтан и птенцов покрыл. а сам укрылся под дуб.
Унялась погода, летит большая птица Нагай. Прилетела, под дуб села и спрашивает птенцов:
— Детушки мои милые, не убила ли вас погодушка-ненастье?
— Не кричи, мать, нас сберег русский человек, своим кафтаном укрыл.
Птица Нагай спрашивает Ивана-царевича:
— Для чего ты сюда попал, милый человек?
— Меня родные братья в пропасть бросили за молодильные яблоки да за живую воду.
— Ты моих детей сберег, спрашивай у меня, чего хочешь: злата ли, серебра ли, камня ли драгоценного.
— Ничего, Нагай-птица, мне не надо: ни злата, ни серебра, ни камня драгоценного. А нельзя ли мне попасть в родную сторону?
Нагай-птица ему отвечает:
— Достань мне два чана — пудов по двенадцати — мяса.
Вот Иван-царевич настрелял на взморье гусей, лебедей, в два чана поклал, поставил один чан Нагай-птице на правое плечо, а другой чан — на левое, сам сел ей на хребет. Стал птицу Нагай кормить, она поднялась и летит в вышину.
Она летит, а он ей подает да подает… Долго ли, коротко ли так летели, скормил Иван-царевич оба чана. А птица Нагай опять оборачивается. Он взял нож, отрезал у себя кусок с ноги и Нагай-птице подал. Она летит, летит и опять оборачивается. Он с другой ноги срезал мясо и подал.
Вот уже недалеко лететь осталось. Нагай-птица опять оборачивается. Он с груди у себя мясо срезал и ей подал.
Тут Нагай-птица донесла Ивана-царевича до родной стороны.
— Хорошо ты кормил меня всю дорогу, но слаще последнего кусочка отродясь не едала.
Иван-царевич ей и показывает раны. Нагай-птица рыгнула, три куска вырыгнула:
— Приставь на место.
Иван-царевич приставил — мясо и приросло к костям.
— Теперь слезай с меня, Иван-царевич, я домой полечу.
Поднялась Нагай-птица в вышину, а Иван-царевич пошел путем-дорогой на родную сторону.
Пришел он в столицу и узнает, что Федор-царевич и Василий-царевич привезли отцу живой воды и молодильных яблок и царь исцелился: по-прежнему стал здоровьем крепок и глазами зорок.
Не пошел Иван-царевич к отцу, к матери, а собрал он пьяниц, кабацкой голи и давай гулять по кабакам.
В ту пору за тридевять земель, в тридесятом царстве сильная богатырка Синеглазка родила двух сыновей. Они растут не по дням, а по часам.
Скоро сказка сказывается, не скоро дело делается — прошло три года. Синеглазка взяла сыновей, собрала войско и пошла искать Ивана-царевича.
Пришла она в его царство и в чистом поле, в широком раздолье, на зеленых лугах раскинула шатер белополотняный. От шатра дорогу устелила сукнами цветными. И посылает в столицу царю сказать:
— Царь, отдай царевича. Не отдашь, — все царство потопчу, пожгу, тебя в полон возьму.
Царь испугался и посылает старшего — Федора-царевича. Идет Федор-царевич по цветным сукнам, подходит к шатру белополотняному. Выбегают два мальчика:
— Матушка, матушка, это не наш ли батюшка идет?
— Нет, детушки, это ваш дяденька.
— А что прикажешь с ним делать?
— А вы, детушки, угостите его хорошенько.
Тут эти двое пареньков взяли трости и давай хлестать Федора-царевича пониже спины. Били, били, он едва ноги унес.
А Синеглазка опять посылает к царю:
— Отдай царевича…
Пуще испугался царь и посылает середнего — Василия-царевича.
Он приходит к шатру. Выбегают два мальчика:
— Матушка, матушка, это не наш ли батюшка идет?
— Нет, детушки, это ваш дяденька. Угостите его хорошенько.
Двое пареньков опять давай дядю тростями чесать. Били, били, Василий-царевич едва ноги унес.
А Синеглазка в третий раз посылает к царю:
— Ступайте, ищите третьего сынка, Ивана-царевича. Не найдете — все царство потопчу, пожгу.
Царь еще пуще испугался, посылает за Федором-царевичем и Василием-царевичем, велит им найти брата, Ивана-царевича. Тут братья упали отцу в ноги и во всем повинились: как у сонного Ивана-царевича взяли живую воду и молодильные яблоки, а самого бросили в пропасть.
Услышал это царь и залился слезами. А в ту пору Иван-царевич сам идет к Синеглазке, и с ним идет голь кабацкая. Они под ногами сукна рвут и в стороны мечут.
Подходит он к белополотняному шатру. Выбегают два мальчика:
— Матушка, матушка, к нам какой-то пьяница идет с голью кабацкой!
А Синеглазка им:
— Возьмите его за белые руки, ведите в шатер.
Это ваш родной батюшка. Он безвинно три года страдал.
Тут Ивана-царевича взяли за белые руки, ввели в шатер. Синеглазка его умыла и причесала, одежу на нем сменила и спать уложила. А голи кабацкой по стаканчику поднесла, и они домой отправились.
На другой день Синеглазка и Иван-царевич приехали во дворец. Тут начался пир на весь мир — честным пирком да и за свадебку. Федору-царевичу и Василию-царевичу мало было чести, прогнали их со двора — ночевать где ночь, где две, а третью и ночевать негде…
Иван-царевич не остался здесь, а уехал с Синеглазкой в ее девичье царство.
Тут и сказке конец.
Царь Салтан — Царевна-Лебедь русская сказка
Давным-давно в далеком королевстве три сестры стояли во дворе и разговаривали, представляя, что бы они сделали, если бы вышли замуж за царя Салтана. Одна сказала, что она приготовит большой пир для всего мира. Следующая сказала, что будет ткать полотно для всего мира. Третья сказала, что она подарит царю «наследника, красивого и храброго без сравнения».
Случилось так, что царь, стоявший сразу за забором, услышал разговор. Когда он услышал слова последней девушки, он влюбился и попросил ее стать его женой. В ту же ночь они поженились и вскоре зачали сына. Другим сестрам дали работу поваром и ткачихой.
Через несколько месяцев царь ушел на войну и был вынужден расстаться с любимой женой. Пока он был на войне, его жена, королева, родила ему сына. К царю послали всадника, чтобы передать благую весть. Однако две сестры и подруга по имени Барбарика так завидовали сестринской удаче, что похитили всадника и заменили его своим посланным, который доставил царю записку следующего содержания: «Ваша жена, царица, не родила ни ни сын, ни дочь, ни мышь, ни лягушка, а родила неведомое маленькое существо».
Прочитав это сообщение, царь огорчился и отправил обратно письмо, в котором просил жену дождаться его возвращения, прежде чем предпринимать какие-либо действия. Сестры-интриганы встретили всадника на обратном пути, напоили его и заменили настоящее письмо царя липовым, в котором царицу с младенцем приказывали посадить в бочку и бросить в море.
Конечно, не подчиниться приказу царя было нельзя, поэтому дворцовая стража посадила королеву с сыном в бочку и скатила ее в воду. Пока королева плакала в бочке, ее сын крепчал не с каждым днем, а с каждой минутой. Он умолял волны смыть их на сушу. Волны повиновались, и он и его мать оказались выброшенными на берег на необитаемом острове.
К этому времени они были очень голодны, так что сын сделал себе лук и стрелу, используя небольшие ветки дерева, и пошел на охоту. У моря он услышал визг и увидел, как бедный лебедь борется с огромным черным ястребом. Как только ястреб собирался вонзить свой клюв в шею лебедя, юноша пустил стрелу, убив ястреба и пролив кровь птицы в море. Белый лебедь подплыл к отроку, поблагодарил его и сказал: «Ты убил вовсе не ястреба, а злого волшебника. За спасение моей жизни я буду служить тебе вечно».
Сын вернулся к матери и рассказал ей о своем приключении, после чего они оба крепко заснули, хотя все еще были голодны и мучились от жажды.
На следующее утро они проснулись и увидели, что перед ними стоит дивный город, где прежде ничего не было! Они любовались золотыми куполами монастырей и церквей за белыми городскими стенами. «Мой, посмотри, сколько лебедь сделал!» — подумал парень. Они вошли в город, и толпы людей приветствовали их и короновали юношу князем, провозгласив его князем Гвидоном.
Однажды возле острова проплывал торговый корабль, когда его моряки мельком увидели удивительный город-крепость. Городские пушки дали кораблю сигнал подойти к берегу. Князь Гвидон приветствовал их и предложил им пищу и питье. Он спросил, что у них есть на продажу и куда они идут. «Мы торгуем мехами, — говорили они, — и идем мимо острова Буян в царство царя Салтана».
Гвидон попросил купеческих матросов передать царю свое почтение, несмотря на то, что его мать ранее сообщила ему о записке, которая привела к их изгнанию из царского царства. Тем не менее, князь Гвидон считал людей лучшими и никогда не мог до конца поверить, что его отец мог сделать такое.
Когда торговые моряки готовились покинуть остров, принцу стало грустно, когда он подумал о своем отце. «Что случилось? Почему ты такой мрачный», сказал лебедь. «Я так хочу увидеть своего отца, царя», — ответил Гвидон. Тогда лебедь плеском воды превратил принца в маленького комара, чтобы тот мог спрятаться в щели мачты корабля по пути к царю.
Когда корабль прибыл в царство царя Салтана, царь приветствовал купеческих матросов и попросил их рассказать о землях, которые они видели. Моряки рассказали царю об острове и городе-крепости, рассказали о гостеприимном князе Гвидоне. Царь не знал, что этот князь Гвидон его сын, но все же изъявил желание увидеть этот прекрасный город. Две сестры и старая Барбарика, однако, не хотели его отпускать и вели себя так, как будто в матросской сказке нечему было дивиться. «Что действительно удивительно, — говорили они, — так это белка, которая сидит под елью, щелкает золотые орешки с ядрами чистого изумруда и поет песню. Это что-то поистине необыкновенное!»
Услышав это, комар, на самом деле князь Гвидон, рассердился и ужалил правый глаз старухи.
Вернувшись на остров, Гвидон рассказал лебедю услышанную им историю о замечательной белке. Вот пошел князь на свой двор и, о чудо, пела белка, сидела под елкой и щелкала золотые орешки! Князь обрадовался этому и приказал построить для зверька хрустальный домик. Он поставил там охрану для дежурства и приказал писцу записывать каждый снаряд. Прибыль принцу, честь белке!
Через некоторое время к острову подошел второй корабль по пути к царю, и принц снова сказал лебедю, что хочет снова увидеть своего отца. На этот раз лебедь превратил принца в муху, чтобы тот смог спрятаться в щели корабля.
После того, как судно прибыло в королевство, матросы рассказали царю Салтану об увиденной дивной белке. Салтан снова захотел посетить этот сказочный город, но его отговорили, когда две сестры и Барбарика высмеяли рассказ матросов и сами рассказали о еще большем чуде — о тридцати трех красивых молодых рыцарях, предводительствуемых старым Черномором, поднимающихся из-за границы. бушующего моря.
Муха, Гвидон, очень разозлилась на женщин и ужалила Барбарику в левый глаз, прежде чем улететь обратно на остров.
Вернувшись домой, он рассказал лебедю о старом Черноморе и тридцати трех богатырях и посетовал, что никогда не видел такого чуда. «Эти рыцари из великих вод, которые я знаю», — сказал лебедь. «Не печалься, эти рыцари — мои братья, и они придут к тебе».
Позже принц вернулся, поднялся на башню своего дворца и стал смотреть на море. Вдруг высоко и глубоко на берег поднялась гигантская волна, а когда она отступила, вышли тридцать три рыцаря в доспехах во главе со старым Черномором, готовые служить князю Гвидону. Они пообещали, что каждый день будут выходить из моря, чтобы защитить город.
Через несколько месяцев на остров прибыл третий корабль. В своей обычной манере князь снова принял матросов и велел им передать царю свое почтение. Когда матросы готовились к путешествию, принц сказал лебедю, что он все еще не может выбросить из головы своего отца и хочет увидеть его снова.
На этот раз лебедь превратил принца в шмеля.
Корабль прибыл в королевство, и матросы рассказали царю Салтану об увиденном ими чудном городе и о том, как каждый день тридцать три богатыря и старый Черномор выходят из моря на защиту острова.
Царь подивился этому и захотел увидеть эту необыкновенную землю, но снова был отговорен двумя сестрами и старухой Барбарикой. Они принижали рассказ моряков и говорили, что действительно удивительно то, что за морями жила принцесса, такая потрясающая, что от нее нельзя было оторвать глаз. «Свет дня меркнет на фоне ее красоты, тьма ночи освещается ею. Когда она говорит, это похоже на журчание тихого ручья. Вот это чудо!» Они сказали. Шмель Гвидон еще раз рассердился на женщин и ужалил Барбарику в нос. Его пытались поймать, но безрезультатно. Он благополучно вернулся домой.
Прибыв туда, Гвидон прогуливался по берегу моря, пока его не встретил белый лебедь. — Почему на этот раз так мрачно? — спросил лебедь. Гвидон сказал, что ему грустно, потому что у него нет жены.
Он рассказал сказку, которую слышал, о прекрасной принцессе, чья красота освещала тьму, чьи слова текли, как журчащий ручей. Лебедь помолчал, потом сказал, что есть такая царевна. «Но жена, — продолжал лебедь, — это не перчатка, которую можно просто сбросить с руки». Гвидон сказал, что понимает, но готов идти всю оставшуюся жизнь и во все уголки мира в поисках чудесной принцессы. При этом лебедь вздохнул и сказал:
Нет нужды ехать,
Нет нужды уставать.
Женщина, которую ты желаешь,
Теперь твоя шпионка.
Принцесса I.
С этими словами она взмахнула крыльями и превратилась в прекрасную женщину, о которой слышал принц. Они страстно обнялись и поцеловались, и Гвидон отвел ее к своей матери. В тот же вечер принц и прекрасная девушка поженились.
Вскоре к острову подошел еще один корабль. По обыкновению, князь Гвидон приветствовал матросов и, когда они уходили, просил матросов передать привет царю и передать ему приглашение в гости. Довольный своей новой невестой, Гвидон решил на этот раз не покидать остров.
Когда корабль прибыл в царство царя Султана, матросы снова рассказали царю об увиденном ими фантастическом острове, о поющей белке, щелкающей золотые орехи, о тридцати трех рыцарях в доспехах, поднимающихся из моря, и прекрасной принцессы, чья красота была несравненной.
На этот раз царь не стал слушать ехидные замечания сестер и Варвары. Он созвал свой флот и немедленно отправился к острову.
Когда он прибыл на остров, князь Гвидон был там, чтобы встретить царя. Ничего не говоря, Гвидон повел его вместе с двумя невестками и Барбарикой во дворец. По пути царь увидел все, о чем так много слышал. Там у ворот стояли тридцать три рыцаря и старый Черномор на страже. Там во дворе была замечательная белка, пела песенку и грызла золотой орех. Там в саду была прекрасная принцесса, жена Гвидона. И тут царь увидел нечто неожиданное: рядом с царевной стояла мать Гвидона, давно пропавшая жена царя. Царь сразу узнал ее. Со слезами, струившимися по его щекам, он бросился обнимать ее, и годы душевной боли теперь были забыты.
Затем он понял, что принц Гвидон был его сыном, и они тоже обнялись.
Веселое застолье. Две сестры и Барбарика спрятались от стыда, но в конце концов их нашли. Они расплакались, признавшись во всем. Но царь так обрадовался, что отпустил их всех. Царь и королева, и князь Гвидон, и принцесса дожили остаток дней своих в счастье.
Русско-американская компания
www. RussianAmericanCompany.com
1-800-742-6228
Краткая история коллекционных тарелок «Русская сказка»
Начало рынка коллекционных тарелок российского производства совпало с распадом Советского Союза. В 1988 году первые 12 выпущенных тарелок составили серию РУССКИЕ ЛЕГЕНДЫ. Производство осуществлялось на нескольких советско-российских фарфоровых заводах, в том числе на историческом Ломоносовском фарфоровом заводе, а готовая продукция продавалась на Брэдфордской бирже под торговой маркой Tianex. Их было легко производить, и они агрессивно рекламировались как довольно недорогие инвестиции для многочисленной и чрезмерно нетерпеливой группы покупателей.
Пластины продавались по подписке по почте и после представления продавались по цене 29 долларов.-$35 плюс доставка и обработка. Спрос на товары российского производства был отложенным, и эти красочные тарелки как нельзя лучше отвечали всем требованиям. По мере роста производства более поздние выпуски стали производиться в Литве, Беларуси и даже в США. (Китай занял последнее место.) Пластины были изготовлены из 17 слоев цветных пигментов на черном фарфоре и украшены 18-каратным золотом. В конце концов, было изготовлено более 100 различных пластин в очень многих сериях. Неизвестными в США художниками были известные русские художники-миниатюристы из Палеха, Холуя, Федоскино. Каждой пластине был присвоен индивидуальный «номер Bradex». Размеры были в основном 7¾» (19см) в диаметре. На оборотной стороне каждой таблички была информация на русском языке (кроме более поздних выпусков) вместе с названием и порядковым номером. Каждая поставлялась в индивидуальной картонной (иногда из пенополистирола) коробке с сертификатом подлинности и одной или двумя информационными и рекламными брошюрами на двух языках на русском и английском языках.
Первая российская коллекционная тарелка, выпущенная в 1988 году (за 3 года до падения коммунизма).
Темы, которые выбирали художники, были сказки, легенды, искусство, культура, архитектура, религия и т. д. Некоторые из них были РУССКИЕ ЛЕГЕНДЫ (впервые в 1988 году), ЖАР-ПТИЦА (Ломоносова), СНЕГУРОЧКА, ВРЕМЕНА ВРЕМЕНИ , ДЕРЕВЕНСКАЯ ЖИЗНЬ, ПРАВОСЛАВНЫЕ ХРАМЫ, ЖОСТОВО, РУССКИЕ ИКОНЫ, ЩЕЛКУНЧИК и еще несколько обходов со сказками. В то время казалось, что предложение будет бесконечным! В пик производства одновременно выпускалось до 10 различных серий. Но в конце концов, где-то после 2000 года, взбесившийся рынок успокоился и нормализовался. Самые ранние выпуски выпускались в наибольшем количестве, например, первая пластинка «Руслан и Людмила», выпущенная в 1988, исчислялось десятками тысяч. Когда пыль, наконец, улеглась, можно было установить, что эти ранние пластины производились в больших, если не сказать огромных, количествах.
Leave a Reply