Сказка про василису: Сказки про Василис. Читайте онлайн с иллюстрациями. – Василиса Прекрасная (сказка) — Википедия

Сказка про Василису Премудрую читать онлайн полностью, Русские сказки

Жили-дружили мышь с воробьем. Ровно тридцать лет водили дружбу: кто что ни найдёт — все пополам.

Да случилось как-то — нашёл воробей маковое зёрнышко.

«Что тут делить? — думает. — Клюнешь разок — и нет ничего».

Взял да и съел один всё зёрнышко.

Узнала про то мышь и не захотела больше дружить с воробьем.

— Давай, — кричит, — давай, вор-воробей, драться, не на живот, а на смерть! Ты собирай всех птиц, а я соберу всех зверей. Дня не прошло, а уж собралось на поляне войско звериное. Собралось и войско птичье. Начался великий бой, и много пало с обеих сторон.

Куда силён звериный народ! Кого когтем цапнет, — глядишь, и дух вон! Да птицы-то не больно поддаются, бьют всё сверху. Иной бы зверь и ударил и смял птицу — так она сейчас в лёт пойдёт. Смотри на неё, да и только!

В том бою ранили орла. Хотел он подняться ввысь, да силы не хватило. Только и смог взлететь на сосну высокую. Взлетел и уселся на верхушке.

Окончилась битва. Звери по своим берлогам и норам разбрелись. Птицы по гнёздам разлетелись. А он сидит на сосне, избитый, израненный, и думает, как бы назад воротить свою прежнюю силу.

А на ту пору охотник мимо шёл. День-деньской ходил он по лесу, да ничего не выходил. Эхма, — думает, — видно ворочаться мне нынче домой с пустыми руками». Глядь, сидит на дереве орел. Стал охотник под него подходить, ружьецо на него наводить. «Какая ни есть, а всё добыча», — думает. Только прицелился, говорит ему орёл человечьим голосом:

— Не бей меня, добрый человек! Убьёшь, мало будет прибыли. Лучше живьём меня возьми да прокорми три года, три месяца и три дня. А я, как наберусь силушки, да отращу крылышки, добром тебе заплачу.

«Какого добра от орла ждать?» — думает охотник, и прицелился в другой раз.

А раненый орёл опять просит:

— Не бей меня, добрый человек! В некое время я тебе пригожусь.

Не верит охотник и в третий раз ружьё подымает. В третий раз просит его орёл:

— Не бей меня, добрый молодец, а возьми к себе, выходи да вылечи! Не сделал я тебе никакого худа, а за добро добром заплачу.

Сжалился охотник, взял орла и понёс домой.

— Ну, добрый человек, — говорит ему орёл дорогою, — день-деньской ходил ты, да ничего не выходил. Бери теперь свой острый нож и ступай на поляну. Была у нас там битва великая со всяким зверьём, и много мы того зверья побили. Будет и тебе поживишка немалая.

Пошёл охотник на поляну, а там зверья побитого видимо-невидимо. Куницам да лисицам счёту нет. Отточил он нож на бруске, поснимал звериные шкуры, свёз в город и продал недёшево. На те деньги накупил хлеба в запас и насыпал с верхом три закрома — на три года хватит.

Проходит один год — опустел один закром. Велит орёл охотнику везти его на то самое место, где сосна высокая стоит.

Оседлал охотник коня и привёз орла на то место.

Взвился орёл за тучи и с разлёту ударил грудью в дерево — раскололось дерево надвое.

— Ну, охотник, — говорит орёл, — не собрался я ещё с прежней силою. Корми меня и другой год.

День да ночь — сутки прочь. Другой год миновал, другой закром опустел. Опять привёз охотник орла в лес, к высокой сосне. Взвился орёл за тёмные тучи, разлетелся сверху и ударил грудью в дерево. Раскололось дерево на четыре части.

— Видно, придётся тебе, добрый молодец, ещё годок кормить меня. Не собрался я с прежней силою.

Вот прошло три года, три месяца и три дня. Во всех закромах пусто стало. Говорит орёл охотнику:

— Вези меня опять на то самое место, к высокой сосне.

Послушался охотник, привёз орла к высокой сосне.

Взвился орёл выше прежнего, сильным вихрем ударил сверху в самое большое дерево — и расшиб его в щепки с верхушки до корня. Так весь лес кругом и зашатался.

— Спасибо тебе, добрый молодец! Теперь воротилась ко мне сила прежняя. Бросай-ка ты лошадь да садись на крылья ко мне. Понесу я тебя на свою сторону и расплачусь с тобой за всё добро.

Сел охотник орлу на крылья. Полетел орел на синее море и поднялся высоко-высоко.

— Посмотри, — говорит, — на сине море: велико ли?

— С колесо, — отвечает охотник.

Тряхнул орёл крыльями и сбросил охотника вниз. Дал ему спознать смертный страх и подхватил, не допустя до воды. Подхватил и поднялся с ним ещё выше:

— Посмотри-ка теперь на сине море: велико ли?

— С куриное яйцо, — отвечает охотник.

Тряхнул орёл крыльями и опять сбросил охотника вниз. Над самой водой подхватил его и поднялся вверх ещё повыше прежнего:

— Ну, теперь посмотри на сине море: велико ли?

— С маковое зёрнышко.

В третий раз встряхнул орёл крыльями и сбросил охотника с поднебесья, да опять-таки не допустил до воды, подхватил на крылья и спрашивает:

— Что, добрый молодец, узнал, каков смертный страх?

— Узнал, — говорит охотник. — Я уж думал, конец мой пришёл.

— Вот и я так думал, как ты на меня ружьё наводил. Ну, теперь мы с тобой за зло рассчитались. Давай добром считаться.

Полетели они на берег. Летели-летели, близко ли, далёко ли — видят: середь поля медный столб стоит, как жар горит. Пошёл орёл книзу.

— А ну, охотник, — говорит, — прочитай-ка, что на столбе написано.

Прочитал охотник: «За этим столбом медный город есть — на двадцать пять вёрст вдоль и вширь».

— Ступай в медный город, — говорит орёл. — Тут живёт сестра моя старшая. Кланяйся ей и проси у неё медный ларчик с медными ключиками. А другого ничего не бери — ни злата, ни серебра, ни каменья самоцветного.

Пошёл охотник в медный город к царице Медянице, Орловой сестрице.

— Здравствуй, государыня! Братец твой поклон тебе посылает.

— Да откуда ж ты братца моего знаешь?

— Так и так… Кормил я его, больного, раненого, целых три года, три месяца и три дня.

— Спасибо, добрый человек. Вот же тебе злато, серебро, каменье самоцветное. Бери сколько душе угодно.

Ничего не берёт охотник, только просит у царицы медный ларчик с медными ключиками.

— Нет, голубчик! Не тот сапог да не на ту ногу надеваешь. Дорого стоит мой ларчик.

— А дорого, так мне ничего не надобно.

Поклонился охотник, вышел за городские ворота и рассказал орлу всё как есть.

Рассердился орел, подхватил охотника и полетел дальше. Летит — шумит по поднебесью.

— А ну посмотри, добрый молодец, что позади и что впереди деется?

Посмотрел охотник и говорит:

— Позади пожар горит, впереди цветы цветут.

— То медный город горит, а цветы цветут в серебряном.

Опустился орёл середь поля у серебряного столба. Велит охотнику надпись читать. Прочитал охотник: «За этим столбом стоит город серебряный — на пятьдесят вёрст вдоль и вширь».

— Здесь живёт моя средняя сестра, — говорит орёл. — Проси у неё серебряный ларчик с серебряными ключиками. Пошёл охотник в город прямо к царице, Орловой сестрице. Рассказал ей, как жил у него три года, три месяца и три дня братец её, недужный, раненый, как холил он его, поил, кормил, в силу приводил. И попросил за всё за это серебряный ларчик и серебряные ключики.

— Нет, — говорит царица, — не тот кусок хватаешь: не ровён час — подавишься. Бери сколько хочешь злата, серебра, каменья самоцветного, а ларчик мой дорого стоит.

Ушёл охотник из серебряного города и рассказал орлу всё как есть.

Рассердился орёл, подхватил охотника на крылья широкие и полетел с ним прочь.

Опять летит по поднебесью:

— А ну-ка, добрый молодец, что позади и что впереди?

— Позади пожар горит, впереди цветы цветут.

— То горит серебряный город, а цветы цветут в золотом.

Опустился орёл середь поля, у золотого столба. Велит охотнику надпись читать.

Прочитал охотник: «За этим столбом золотой город стоит — на сто вёрст вширь и вдоль».

— Ступай туда, — говорит орёл. — В этом городе живёт моя меньшая сестра. Проси у неё золотой ларчик с золотыми ключиками.

Пошёл охотник прямо к царице, Орловой сестрице. Рассказал, что знал, и попросил золотой ларчик с золотыми ключиками.

Послушала его царица, подумала, головой покачала.

— Дорог мой ларчик, — говорит, — а брат дороже.

Пошла и принесла охотнику золотой ларчик с золотыми ключиками.

Взял охотник дорогой подарок, поклонился царице и вышел за городские ворота.

Увидал орёл, что дружок его не с пустыми руками идёт, и говорит:

— Ну, братец, ступай теперь домой да смотри, не отпирай ларчика, пока до своего двора не дойдёшь.

Сказал и улетел.

Пошёл охотник домой. Долго ли, коротко ли — подошёл он к синему морю. Захотелось ему отдохнуть. Сел он на бережок, на жёлтый песок, а ларчик рядом поставил. Смотрел, смотрел — не вытерпел и отомкнул. Только отпер — откуда ни возьмись, раскинулся перед ним золотой дворец, весь изукрашенный. «Появились слуги многие: «Что угодно? Чего надобно?» Охотник наелся, напился, и спать повалился.

Вот и утро настало. Надо охотнику дальше идти. Да не тут-то было! Как собрать дворец в ларчик по-прежнему? Думал он, думал, ничего не придумал. Сидит на берегу, горюет. Вдруг видит, поднимается из воды человек: борода — по пояс, волоса — до пят. Стал на воде и говорит:

— О чём горюешь, добрый молодец?

— Ещё бы не горевать! — отвечает охотник. — Как мне собрать большой дворец в малый ларец?

— Пожалуй, помогу я твоему горю, соберу тебе дворец в малый ларец, только с уговором: отдай мне, чего дома не знаешь.

Призадумался охотник: «Чего бы это я дома не знал? Кажись, всё знаю». Взял да и согласился.

— Собери, — говорит, — сделай милость. Отдам тебе, чего дома не знаю.

Только вымолвил слово, а уж золотого дворца нет как не бывало. Стоит охотник на берегу один-одинёшенек, а возле него золотой ларчик с золотыми ключиками.

Поднял он свой ларчик и пустился в дорогу.

Долго ли, коротко ли — воротился в родной край. Заходит в избу, а жена несёт ему младенца, что без него родился.

«Так вот, — думает охотник, — чего я дома не знал!» И крепко приуныл, пригорюнился.

— Свет ты мой, — жена говорит, — скажи, о чём горьки слёзы ронишь?

— От радости, — отвечает.

Побоялся сказать ей правду, что рано ли, поздно ли, а придётся сына невесть кому отдавать. После того вышел во двор, открыл свой ларчик золотой — раскинулся перед ним большой дворец, хитро изукрашенный. Появились слуги многие. Расцвели сады, разлились пруды. В садах птички поют, в прудах рыбки плещутся. И стал он с женою да сыном жить-поживать, добро наживать.

Прошло лет с десяток, и поболе того. Растёт сынок у охотника, как тесто на опаре всходит, — не по дням, а по часам. И вырос большой: умён, пригож, молодец молодцом.

Вот как-то раз пошёл отец по саду погулять. Гулял он, гулял и вышел к реке.

В то самое время поднялся из воды прежний человек: борода — по пояс, волоса — до пят. Стал на воде и говорит:

— Что ж ты, обещать скор и забывать скор? Припомни-ка, ведь ты должен мне.

Воротился охотник домой темней тучи и говорит жене:

— Сколько ни держать нам при себе нашего Иванушку, а надобно отдать. Дело неминучее. Взял он сына, вывел за околицу и оставил одного.

Огляделся Иванушка кругом, увидал тропинку и пошёл по ней — авось куда и приведёт. И привела его тропинка в дремучий лес. Пусто кругом, не видать души человеческой. Только стоит избушка одна-одинёшенька, на курьей ножке, об одном окошке, со крутым крыльцом. Стоит, сама собой повёртывается.

— Избушка, избушка, — говорит Иван, — стань к лесу задом, ко мне передом.

Послушалась избушка, повернулась, как сказано, — к лесу задом, к нему передом.

Поднялся Иванушка на крутое крыльцо, отворил дверь скрипучую. Видит: сидит в избушке Баба-яга, костяная нога. Сидит она в ступе, в заячьем тулупе. Поглядела на Иванушку и говорит:

— Здравствуй, добрый молодец. Откуда идёшь, куда путь держишь? Дело пытаешь али от дела лытаешь?

— Эх, бабушка! Напои, накорми да потом и расспроси.

Она его напоила, накормила, и рассказал ей Иванушка про всё без утайки.

— Плохо твоё дело, добрый молодец, — говорит Баба-яга. — Отдал тебя отец водяному царю. А царь водяной крепко гневается, что долго ты к нему не показывался. Ладно ещё, что по пути ты ко мне зашёл, а то бы тебе и живому не бывать. Да уж так и быть — слушай, научу тебя. Ступай-ка ты дале по той же тропочке, что ко мне привела, через леса, через овраги, через крутые горы. Под конец дойдёшь до двоих ворот. Справа — ворота и слева — ворота. Не ходи в те, что на засов заперты, иди в те, что на замок замкнуты. Постучи три раза, и ворота сами отворятся. За воротами — сад-виноград, а в саду — пруд-изумруд, а в пруду двенадцать сестёр купаются. Обратились они серыми уточками, ныряют, плещутся, а платья их на берегу лежат. Одиннадцать вместе, а двенадцатое — особо, в сторонке. Возьми ты это платьице и спрячься. Вот выйдут из воды сестрицы, оденутся, да и прочь пойдут. Одиннадцать-то пойдут, а двенадцатая станет плакать, одёжу свою искать. Не найдёт и скажет: «Отзовись! Кто моё платье взял, тому дочкой покорной буду!» А ты молчи. Она опять скажет: «Кто моё платье взял, тому сестрицей ласковой буду!» Ты всё молчи. Тогда она скажет: «Кто моё платье взял, тому женою верною буду!» Как услышишь такие слова, отзовись и отдай ей платье. А что дале будет, про то не скажу. Сам узнаешь и мне расскажешь…

Поклонился Иван Бабе-яге, попрощался с ней и пошёл по тропинке. Долго ли, коротко ли, вёдром ли, погодкой ли — дошёл до двоих ворот. Отворились перед ним ворота, и увидел он сад-виноград, а в саду — пруд-изумруд, а в пруду серые уточки купаются. По сказанному, как по писаному!

Подкрался Иванушка и унёс то платьице, что в сторонке лежало. Унёс и схоронился за деревом.

Вышли уточки из воды, обратились девицами — одна другой краше. А младшая, двенадцатая, всех лучше, всех пригожее. Оделись одиннадцать сестёр и прочь пошли. А младшая на берегу осталась, ищет платье своё, плачет — не может найти. Вот и говорит она:

— Скажись, отзовись, кто моё платье взял! Буду тебе дочкой покорною!

Не отзывается Иван.

— Буду тебе сестрицей ласковой!

Молчит Иван.

— Буду тебе женой верною!

Тут вышел Иван из-за дерева:

— Бери своё платье, красна девица.

Взяла она платье, а Иванушке дала золотое колечко обручальное.

— Ну скажи мне теперь, добрый молодец, как тебя по имени звать и куда ты путь держишь?

— Родители Иваном звали, а путь держу к царю морскому — хозяину водяному.

— Вот ты кто! Что ж долго не приходил? Батюшка мой, хозяин водяной, крепко на тебя гневается. Ну, ступай по этой дороге — приведёт она тебя в подводное царство. Там и меня найдёшь. Я ведь подводного царя дочка — Василиса Премудрая.

Обернулась она опять уточкой и улетела от Ивана. А Иван пошёл в подводное царство.

Приходит — смотрит: и там свет такой, как у нас; и там поля и луга, и рощи зелёные, и солнышко греет, и месяц светит. Призвали его к морскому царю. Закричал морской царь:

— Что так долго не бывал? Не за твою вину, а за отцовский грех вот тебе служба невеликая: есть у меня пустошь на тридцать вёрст вдоль и поперёк, одни рвы, буераки да каменье острое. Чтобы к завтрему было там, как ладонь, гладко, и была рожь посеяна, и выросла за ночь так высока и густа, чтобы галка схорониться могла. Сделаешь — награжу, не сделаешь — голова с плеч!

Закручинился Иванушка, идёт от царя невесел, ниже плеч голову повесил.

Увидала его из терема высокого Василиса Премудрая и спрашивает:

— О чём, Иванушка, кручинишься?

Отвечает ей Иван:

— Как не кручиниться! Приказал мне твой батюшка за одну ночь сровнять рвы, буераки и каменье острое, а пустошь рожью засеять, и чтобы к утру та рожь выросла и могла в ней галка спрятаться.

— Это ещё не беда — беда впереди будет! Ложись-ка спать. Утро вечера мудренее.

Послушался Иван, лёг спать. А Василиса Премудрая вышла на крылечко и крикнула громким голосом:

— Гей вы, слуги мои верные! Ровняйте рвы глубокие, сносите каменье острое, засевайте поле рожью отборною, чтобы к утру поспело!

Проснулся на заре Иванушка, глянул — всё готово. Нет ни рвов, ни буераков. Стоит поле, как ладонь, гладкое, и колышется на нём рожь, да такая густая и высокая, что галка схоронится.

Пошёл к морскому царю с докладом.

— Ну, спасибо тебе, — говорит морской царь. — Сумел ты мне службу сослужить. Вот тебе и другая работа: есть у меня триста скирдов, в каждом скирду — по триста копен, всё пшеница белоярая. Обмолоти ты мне к завтрему всю пшеницу чисто-начисто до единого зёрнышка. А скирдов не ломай и снопов не разбивай. Коли не сделаешь — голова с плеч долой!

Пуще прежнего закручинился Иван. Идёт по двору невесел, ниже плеч голову повесил.

— О чём горюешь, Иванушка? — спрашивает его Василиса Премудрая.

Рассказал ей Иван про новую свою беду.

— Это ещё не беда — беда впереди будет. Ложись-ка спать. Утро вечера мудренее.

Лёг Иван. А Василиса Премудрая вышла на крылечко и закричала громким голосом:

— Гей вы, муравьи ползучие! Сколько вас на белом свете ни есть — все ползите сюда и повыберите зерно из батюшкиных скирдов чисто-начисто до единого зёрнышка.

Поутру зовёт к себе Ивана морской царь:

— Сослужил службу, сынок?

— Сослужил, царь-государь.

— Пойдём поглядим.

Пришли на гумно — все скирды стоят нетронуты. Пришли в житницы — все закрома зерном полнёхоньки.

— Ну, спасибо, брат, — говорит морской царь. — Сослужил ты мне и другую службу. Вот же тебе и третья — это уж будет последняя: построй мне за ночь церковь из воску чистого, чтобы к утренней заре готова была. Сделаешь — выбирай любую из дочек моих, сам в эту церковь венчаться пойдёшь. Не сделаешь — голову долой!

Опять идёт Иван по двору и слезами умывается.

— О чём горюешь, Иванушка? — спрашивает его Василиса Премудрая.

— Как не горевать! Приказал мне твой батюшка за одну ночь построить церковь из воску чистого.

— Ну, это ещё не беда — беда впереди будет. Ложись-ка спать. Утро вечера мудренее.

Послушался Иван, лёг спать, а Василиса Премудрая вышла на крыльцо и закричала громким голосом:

— Гей вы, пчёлы работящие! Сколько вас на белом свете ни есть — все летите сюда! Слепите мне из воску чистого церковь высокую, чтобы к утренней заре готова была, чтобы к полудню мне в ту церковь венчаться идти.

Поутру встал морской царь, глянул в окошко — стоит церковь из воску чистого, так и светится на солнышке.

— Ну, спасибо тебе, добрый молодец! Каких слуг у меня ни было, а никто не сумел лучше тебя угодить. Есть у меня двенадцать дочерей — выбирай себе в невесты любую. Угадаешь до трёх раз одну и ту же девицу, будет она тебе женой верною. Не угадаешь — голову с плеч!

«Ну, это дело не трудное», — думает Иванушка. Идёт от царя, сам усмехается.

Увидела его Василиса Премудрая, расспросила про всё и говорит:

— Уж больно ты прост, Иванушка! Задача тебе дана не лёгкая. Обернёт нас батюшка кобылицами и заставит тебя невесту выбирать. Ты смотри — примечай: на моей уздечке одна блёсточка потускнеет. Потом выпустит он нас голубицами. Сестры будут тихохонько гречиху клевать, а я нет-нет да взмахну крылышком. В третий раз выведет он нас девицами — одна в одну и красой и статью, и волосом и голосом. Я нарочно платочком махну. По тому меня и узнавай.

Как сказано, вывел морской царь двенадцать кобылиц — одну в одну — и поставил в ряд.

— Любую выбирай!

Поглядел Иван зорко, видит: на одной уздечке блёсточка потускнела. Схватил за ту уздечку и говорит:

— Вот моя невеста!

— Дурную берёшь! Можно и получше выбрать.

— Ничего, мне и эта хороша.

— Выбирай в другой раз.

Выпустил царь двенадцать голубиц — перо в перо — и насыпал им гречихи.

Приметил Иван, что одна голубка всё крылышком потряхивает, и хвать её за крыло:

— Вот моя невеста!

— Не тот кус хватаешь — скоро подавишься. Выбирай в третий раз!

Вывел царь двенадцать девиц — одна в одну и красой и статью, и волосом и голосом. Нипочём бы не узнать, да одна из них платочком махнула. Схватил её Иван за руку:

— Вот моя невеста!

— Ну, братец, — говорит морской царь, — я хитёр, а ты ещё похитрей меня, — и отдал за него Василису Премудрую замуж.

Ни много, ни мало прошло времени — стосковался Иван по своим родителям, захотелось ему на святую Русь.

— Что не весел, муж дорогой? — спрашивает Василиса Премудрая.

— Ах, жена моя любимая, видел я во сне отца с матерью, дом родной, сад большой, а по саду детки бегают. Может, то братья мои да сестры милые, а я их наяву и не видывал.

Опустила голову Василиса Премудрая:

— Вот когда беда пришла! Если уйдём мы, будет за нами погоня великая. Сильно разгневается морской царь, лютой смерти нас предаст. Да делать нечего, надо ухитряться.

Смастерила она трёх куколок, посадила по углам в горнице, а дверь заперла крепко-накрепко. И побежали они с Иванушкой на святую Русь.

Вот утром ранёхонько приходят от морского царя посланные — молодых подымать, во дворец к царю звать.

Стучатся в двери:

— Проснитеся, пробудитеся! Вас батюшка зовёт.

— Ещё рано, мы не выспались, — отвечает одна куколка.

Час прошёл, другой прошёл — опять посланный в дверь стучит:

— Не пора-время спать, пора-время вставать!

— Погодите. Вот встанем да оденемся, — отвечает другая куколка.

В третий раз приходят посланные: царь-де морской гневается, зачем они так долго прохлаждаются.

— Сейчас будем, — говорит третья куколка.

Подождали, подождали посланные и давай опять стучаться. Нет отзыва, нет отклика.

Выломали они дверь. Глядят, а в тереме пусто, только куклы по углам сидят. Доложили про то морскому царю. Разгневался он и послал во все концы погоню великую.

А Василиса Премудрая с Иванушкой уже далеко-далеко. Скачут на борзых конях без остановки, без роздыху.

— Ну-ка, муж дорогой, припади к сырой земле да послушай: нет ли погони от морского царя?

Соскочил Иван с коня, припал ухом к земле и говорит:

— Слышу я людскую молвь и конский топ.

— Это за нами гонят! — говорит Василиса Премудрая и оборотила коней зелёным лугом, Ивана — старым пастухом, а сама сделалась кудрявою овечкою.

Наезжает погоня:

— Эй, старичок, не проскакал ли здесь добрый молодец с красной девицей?

— Нет, люди добрые, — отвечает. — Сорок лет пасу я на этом месте — ни одна птица мимо не пролётывала, ни один зверь мимо не прорыскивал.

Воротилась погоня назад:

— Царь-государь, никого мы в пути не наехали. Видели только — пастух овечку пасёт.

Разгневался морской царь, закричал громким голосом:

— Эх вы, недогадливые! Скачите вдогон. Привезите мне овечку, а пастух и сам придёт.

Поскакала погоня царская. А Иван с Василисой Премудрой тоже не мешкают — торопят коней. Полдороги позади лежит, полдороги впереди стелется. Говорит Василиса Премудрая:

— А ну, муж дорогой, припади к земле да послушай: нет ли погони от морского царя?

Слез Иван с коня, припал ухом к земле и говорит:

— Слышу я конский топ и людскую молвь.

— Это за нами гонят! — говорит Василиса Премудрая.

Сама сделалась часовенкой, коней оборотила деревьями, а Иванушку — стареньким попом. Вот наезжает на них погоня:

— Эй, батюшка, не проходил ли мимо пастух с овечкою?

— Нет, люди добрые. Сорок лет я в этой часовне служу — ни одна птица мимо не пролётывала, ни один зверь не прорыскивал.

Повернула погоня назад:

— Царь-государь, не нашли мы пастуха с овечкою! Только в пути и видели, что часовню да попа старого.

Пуще прежнего разгневался морской царь:

— Эх вы, малоумные! Вам бы часовню разломать да сюда привезти, а поп и сам бы пришёл.

Снарядился он, вскочил на коня и поскакал вдогон за Иваном и Василисой Премудрою.

А те уж далеко уехали. Почитай, вся дорога позади лежит. Вот опять говорит Василиса Премудрая:

— Муж дорогой, припади к земле: не слыхать ли погони?

Слез Иван с коня, припал ухом к сырой земле и говорит:

— Дрожит земля от топота конского.

— Это сам царь морской скачет! — говорит Василиса, Премудрая. И сделалась речкою. Коней оборотила речной травой, а Ивана — окунем.

Прискакал морской царь. Поглядел да сразу и узнал, что за речка течёт, что за окунь в воде плещется.

Усмехнулся он и говорит:

— Коли так, будь же ты речкою ровно три года. Летом пересыхай, зимой замерзай, по весне разливайся!

Повернул коня и поскакал обратно в своё подводное царство. Заплакала речка, зажурчала:

— Муж мой любимый, надо нам расстаться! Ступай ты домой, да смотри никому целовать себя не позволяй, кроме отца с матерью. А коли поцелует тебя кто — забудешь меня.

Пришёл Иван домой, а дому не рад. Поцеловался с отцом, с матерью, а больше ни с кем: ни с братом, ни с сестрою, ни с кумом, ни с кумою. Живёт, ни на кого не глядит.

Вот и год прошёл, и два, и третий к концу подходит.

Лёг как-то раз Иванушка спать, а дверь позабыл запереть. Зашла в горницу сестра его меньшая, увидала, что он спит, наклонилась и поцеловала его.

Проснулся Иван — ничего не помнит. Всё забыл. Забыл и Василису Премудрую, словно и в мыслях не бывала. А через месяц просватали Ивана и начали свадьбу готовить.

Вот как стали пироги печь, пошла одна девка по воду, наклонилась к речке — воды зачерпнуть, да так и обмерла. Глядит на неё снизу — глаза в глаза — девица-красавица.

Побежала девка домой, рассказала встречному-поперечному про такое чудо. Прошли все на реку, да только никого не нашли. И речка пропала — не то в землю ушла, не то высохла.

А как вернулись домой, видят: стоит на пороге девица-красавица.

— Я, — говорит, — помогать вам пришла. Свадебные пироги печь буду.

Замесила она тесто круто, слепила двух голубков и посадила в печь:

— Угадай-ка, хозяюшка, что с этими голубками будет?

— А что будет? Съедим их — и всё тут.

— Нет, не угадала.

Открыла девица печь, и вылетели оттуда голубь с голубкою. Сели на оконца и заворковали. Говорит голубка голубку:

— Что ж ты, забыл, как была я овечкою, а ты пастухом?

— Забыл, забыл.

— Что ж ты, забыл, как была я часовенкой, а ты попом?

— Забыл, забыл.

— Что ж ты, забыл, как была я речкою, а ты окуньком?

— Забыл, забыл.

— Коротка же у тебя память, голубок! Забыл ты меня, как Иванушка Василису Премудрую.

Услыхал эти слова Иванушка и всё припомнил. Взял он Василису Премудрую за руки белые и говорит отцу с матерью:

— Вот жена моя верная. А другой мне не надобно.

— Ну, коли есть у тебя жена, так совет вам да любовь!

Новую невесту одарили и домой отпустили.

А Иванушка с Василисою Премудрою стали жить-поживать, добра наживать, лиха избывать.

Теги: сказки про бабу ягу волшебная про людей про царя

Про прекрасную Василису Микулишну — читать былину онлайн

Время чтения: 12 мин.

Шел раз у князя Владимира большой пир, и все на том пиру были веселы, все на том пиру хвалились, а один гость невесел сидел, меду не пил, жареной лебедушки не ел,- это Ставер Годинович, торговый гость из города Чернигова. Подошел к нему князь:

— Ты чего, Ставер Годинович, не ешь, не пьешь, невеселый сидишь и ничем не хвалишься? Правда, ты и родом не именит, и ратным делом не славен — чем тебе и похвастаться.

— Право слово твое, великий князь: нечем мне хвастать. Отца с матерью у меня давно нету, а то их бы похвалил… Хвастать золотой казной мне не хочется; я и сам не знаю, сколько ее у меня, пересчитать до смерти не успею.

Хвастать платьем не стоит: все вы в моих платьях на этом пиру ходите. У меня тридцать портных на меня одного день и ночь работают. Я с утра до ночи кафтан поношу, а потом и вам продам.

Сапогами тоже не стоит хвастаться: каждый час надеваю сапоги новые, а обносочки вам продаю.

Кони все у меня златошерстные, овцы все с золотым руном, да и тех я вам продаю.

Разве мне похвастать молодой женой Василисой Микулишной, старшей дочерью Микулы Селяниновича. Вот такой другой на свете нет!

У нее под косой светлый месяц блестит, у нее брови черней соболя, очи у нее ясного сокола!

А умнее ее на Руси человека нет! Она всех вас кругом пальца обовьет, тебя, князь, и то с ума сведет.

Услыхав такие дерзкие слова, все на пиру испугались, приумолкнули…

Княгиня Апраксия обиделась, заплакала. А князь Владимир разгневался:

— Ну-ка, слуги мои верные, хватайте Ставра, волоките его в холодный подвал, за его речи обидные прикуйте его цепями к стене. Поите его ключевой водой, кормите овсяными лепешками. Пусть сидит там, пока не образумится. Поглядим, как его жена нас всех с ума сведет и Ставра из неволи выручит!

Ну, так все и сделали: посадили Ставра в глубокие погреба. Но князю Владимиру мало этого: при казал он в Чернигов стражу послать, опечатать богат ства Ставра Годиновича, а его жену в цепях в Киев привезти,- посмотрим, что это за умница!

Пока послы собирались да коней седлали, долетела обо всем весть в Чернигов к Василисе Микулишне.

Горько Василиса задумалась:

«Как мне милого мужа выручить? Деньгами его не выкупишь, силой не возьмешь! Ну, не возьму силой, возьму хитростью!» Вышла Василиса в сени, крикнула:

— Эй вы, верные мои служаночки, седлайте мне лучшего коня, несите мне платье мужское татарское да рубите мне косы русые! Поеду я милого мужа выручать!

Горько плакали девушки, пока резали Василисе косы русые. Косы длинные весь пол усыпали, упал на косы и светлый месяц!

Надела Василиса мужское платье татарское, взяла лук со стрелами и поскакала к Киеву. Никто и не поверит, что это женщина,- скачет по полю молодой богатырь.

На полдороге встретились ей послы из Киева.

— Эй, богатырь, куда ты путь держишь?

— Еду я к князю Владимиру, послом из грозной Золотой Орды, получить дань за двенадцать лет. А вы, молодцы, куда направились?

— А мы едем к Василисе Микулишне, ее в Киев брать, богатство ее на князя перевести.

— Опоздали вы, братцы. Василису Микулишну я в Орду отослал, и богатства ее мои дружинники вы везли.

— Ну, коли так, нам в Чернигове делать нечего. Мы поскачем обратно к Киеву.

Поскакали киевские гонцы к князю, рассказали ему, что едет в Киев посол от грозной Золотой Орды.

Запечалился князь: не собрать ему дани за двенадцать лет, надо посла умилостивить.

Стали столы накрывать, на двор ельничек бросать, поставили на дороге дозорных людей — ждут гонца из Золотой Орды.

А посол, не доехав до Киева, разбил шатер в чистом поле, оставил там своих воинов, а сам один поехал к князю Владимиру.

Красив посол, и статен, и могуч, и не грозен лицом, и учтив посол.

Соскочил с коня, привязал его к золотому кольцу, пошел в горницу. Поклонился на все четыре стороны, князю и княгине отдельно. Ниже всех поклонился Забаве Путятишне.

Говорит князь послу:

— Здравствуй, грозный посол из Золотой Орды садись за стол, отдохни, поешь-попей с дороги.

— Некогда мне рассиживаться; нас, послов, хан на это не жалует. Подавай-ка мне побыстрее дани за двенадцать лет да отдай за меня замуж Забаву Путятишну, и я в Орду поскачу!

— Позволь, посол, мне с племянницей посоветоваться.

Вывел князь Забаву из горницы и спрашивает:

— Ты пойдешь ли, племянница, за ордынского посла?

И Забава ему говорит тихохонько:

— Что ты, дядюшка! Что ты задумал, князь? Не делай смеху по всей Руси,- это ведь не богатырь, а женщина.

Рассердился князь:

— Волос у тебя долог, да ум короток: это грозный посол из Золотой Орды, молодой богатырь Василий.

— Не богатырь это, а женщина! Он по горнице идет, словно уточка плывет, каблуками не пристукивает; он на лавочке сидит, колена вместе жмет. Голос у него серебряный, руки-ноги маленькие, пальцы тонкие, а на пальцах видны следы от колец.

Задумался князь:

— Надо мне посла испытать!

Позвал он лучших киевских молодцов-борцов: пять братьев Притченков да двух Хапиловых, вышел к послу и спрашивает:

— Не хочешь ли ты, гость, с борцами потешиться, нашироком дворе побороться, размять с дороги косточки?

— Отчего же кости не размять, я с детства бороться люблю.

Вышли все на широкий двор, вошел молодой посол в круг, захватил рукой трех борцов, другой — трех молодцов, седьмого бросил в середину, да как ударит их лоб об лоб, так все семь на земле лежат и встать не могут.

Плюнул князь Владимир и прочь пошел.

Ну и глупая Забава, неразумная! Женщиной такого богатыря назвала! Таких послов мы еще не видели!

А Забава все на своем стоит:

— Женщина это, а не богатырь!

Уговорила она князя Владимира, захотел он еще раз посла испытать.

Вывел он двенадцать стрельцов.

— Не охота ли тебе, посол, из лука со стрельцами потешиться?

Взял посол Василий лук, натянул тетиву- Отчего же! Я с детства из лука постреливал! Вышли двенадцать стрельцов, спустили стрелы в высокий дуб. Зашатался дуб, будто по лесу вихрь прошел.

Взял посол Василий лук, натянул тетиву,- спела шелковая тетива, взвыла и пошла стрела каленая, упали наземь могучие богатыри, князь Владимир на ногах не устоял. Хлестнула стрела по дубу, разлетелся дуб на мелкие щепы.

— Эх, жаль мне могучий дуб,- говорит посол,- да больше жаль стрелку каленую, теперь ее во всей Руси не найти!

Пошел Владимир к племяннице, а она все свое твердит: женщина да женщина!

«Ну,- думает князь,- сам я с ним переведаюсь, не играют женщины на Руси в шахматы заморские!»

Приказал принести золотые шахматы и говорит послу:

— Не угодно ли тебе со мной потешиться, по играть в шахматы заморские?

— Что ж, я с малых лет всех ребят в шашки-шахматы обыгрывал! А на что мы, князь, играть начнем?

— Ты поставь дань за двенадцать лет, а я весь Киев-город поставлю.

— Хорошо, давай играть!

Стали шахматами по доске стучать. Князь Владимир хорошо играл, а посол раз пошел, другой пошел, а десятый пошел — князю шах и мат, да и шахматы прочь!

Запечалился князь:

— Отобрал ты у меня Киев-град, бери, посол, и голову!

— Мне не надо твоей головы, князь, и не надо Киева, отдай мне только твою племянницу Забаву Путятишну.

Обрадовался князь и на радостях не пошел больше Забаву и спрашивать, а велел готовить свадебный пир.

Вот пируют они день-другой и третий, веселятся гости, а жених с невестой невеселы. Ниже плеч посол голову повесил.

Спрашивает его Владимир:

— Что же ты, Васильюшка, невесел? Иль не нравится тебе наш богатый пир?

— Что-то, князь, мне тоскливо, нерадостно: может, дома у меня случилась беда, может, ждет меня беда впереди. Прикажи позвать гусляров, пусть повеселят меня, пропоют про старые года либо про нонешние.

Позвали гусляров. Они поют, струнами звенят, а послу не нравится.

— Это, князь, не гусляры, не песельники… Говорил мне батюшка, что есть у тебя гость черниговский Ставер Годинович, вот тот умеет играть, умеет и пес ню спеть, а эти словно волки в поле воют. Вот бы мне Ставра послушать!

Что тут делать князю Владимиру? Выпустить Ставра — так не видать Ставра, а не выпустить Ставра — разгневить посла.

Не посмел Владимир разгневать посла, ведь у него дани не собраны, и велел привести Ставра.

Привели Ставра, а он еле на ногах стоит.

Как выскочит тут посол из-за стола, подхватил Ставра под руки, посадил рядом с собой, стал поить-кормить, попросил сыграть.

Наладил Ставер гусли, стал играть песни черниговские. Все за столом заслушались, а посол сидит, слушает, глаз со Ставра не сводит.

Кончил Ставер.

Говорит посол князю Владимиру:

— Слушай, князь Владимир киевский, ты отдай мне Ставра, а я прощу тебе дань за двенадцать лет и вернусь к Золотой Орде.

Неохота князю Владимиру Ставра отдавать, да делать нечего.

— Бери,- говорит,- Ставра, молодой посол.

Тут жених и конца пира не дождался, вскочил на коня, посадил сзади Ставра и поскакал в поле к своему шатру.

У шатра он его спрашивает:

— Али не узнал меня, Ставер Годинович? Мы с тобой вместе грамоте учились.

— Не видал я тебя никогда, татарский посол.

Зашел посол в белый шатер, Ставра у порога оста вил. Быстрой рукой сбросила Василиса татарское платье, надела женские одежды, приукрасилась и вы шла из шатра.

— Здравствуй, Ставер Годинович. А теперь ты тоже не узнаешь меня?

Поклонился ей Ставер:

— Здравствуй, моя любимая жена, молодая умница Василиса Микулишна! Спасибо, что ты меня из неволи спасла! Только где твои косы русые?

— Косами русыми, мой любимый муж, я тебя из погреба вытащила!

— Сядем, жена, на быстрых коней и поедем к Чернигову.

— Нет, не честь нам, Ставер, тайком убежать, пойдем мы к князю Владимиру пир кончать.

Воротились они в Киев, вошли к князю в горницу.

Удивился князь Владимир, как вошел Ставер с молодой женой. А Василиса Микулишна князя спрашивает :

— Ай, Солнышко Владимир-князь, я — грозный посол, Ставрова жена, воротилась свадебку доигрывать. Отдашь ли замуж за меня племянницу?

Вскочила Забава-княжна:

— Говорила я тебе, дядюшка! Чуть было смеху не наделал по всей Руси, чуть не отдал девицы за женщину.

Со стыда князь и голову повесил, а богатыри, бояре смехом давятся.

Встряхнул князь кудрями и сам смеяться стал:

— Ну уж и верно ты, Ставер Годинович, молодой женой расхвастался! И умна, и смела, и собой хороша. Она всех вокруг пальца обвела, и меня, князя с ума свела! За нее и за обиду напрасную отдарю я тебя подарками драгоценными.

Вот и стал отъезжать домой Ставер Годинович с прекрасною Василисой Микулишной. Выходили провожать их князь с княгинею, и богатыри, и слуги княжеские.

Стали они дома жить-поживать, добра наживать.

А про Василису прекрасную и песни поют и сказки сказывают.

Василиса Прекрасная — Сказка для детей читать онлайн

В некотором царстве в некотором государстве жил-был купец. Двенадцать лет жил он в супружестве и прижил только одну дочь, Василису Прекрасную. Когда мать скончалась, девочке было восемь лет. Умирая, купчиха призвала к себе дочку, вынула из-под одеяла куклу, отдала ей и сказала:
— Слушай, Василиса! Помни и исполни последние мои слова. Я умираю и вместе с родительским благословением оставляю тебе вот эту куклу, береги ее всегда при себе и никому не показывай, а когда приключится тебе какое горе, дай ей поесть и спроси у нее совета. Покушает она и скажет тебе, чем помочь несчастью. Затем мать поцеловала дочку и умерла.

После смерти жены купец потужил, как следовало, а потом стал думать, как бы опять жениться. Он был человек хороший, так что за невестами дело не стало, но больше всех по нраву пришлась ему одна вдовушка. Она была уже в летах, имела своих двух дочерей, почти однолеток Василисе, — стало быть, и хозяйка, и мать опытная.

Купец женился на вдовушке, но обманулся и не нашел в ней доброй матери для своей Василисы. Василиса была первая на все село красавица, мачеха и сестры завидовали ее красоте, мучили ее всевозможными работами, чтоб она от трудов похудела, а от ветру и солнца почернела, совсем житья от них не было!

Василиса все переносила безропотно и с каждым днем все хорошела и полнела, а между тем мачеха с дочками своими худела и дурнела от злости, несмотря на то, что они всегда сидели сложа руки, как барыни. Как же это так делалось? Василисе помогала ее куколка. Без этого где бы девочке сладить со всею работаю! Зато Василиса сама, бывало, не съест, а уж куколке оставит самый лакомый кусочек, и вечером, как все улягутся, она запрется в чуланчике, где жила, и потчевает ее, приговаривая:
— На, куколка, покушай, моего горя послушай! Живу я в доме у батюшки, не вижу себе никакой радости, злая мачеха гонит меня с белого света. Научи ты меня, как мне быть и жить и что делать?

Куколка покушает, да потом и дает ей советы и утешает в горе, а наутро всякую работу справляет за Василису, та только отдыхает в холодочке да рвет цветочки, а у нее уж и гряды выполоты, и капуста полита, и вода наношена, и печь вытоплена. Куколка еще укажет Василисе и травку от загару. Хорошо было жить ей с куколкой.

Прошло несколько лет, Василиса выросла и стала невестой. Все женихи в городе стали на Василису заглядываться, на мачехиных дочерей никто и не посмотрит. Мачеха злится пуще прежнего и всем женихам отвечает:
— Не выдам меньшой прежде старших!
А проводя женихов, побоями вымещает зло на Василисе.

Вот однажды купцу понадобилось уехать из дому на долгое время по торговым делам. Мачеха и перешла на житье в другой дом, а возле этого дома был дремучий лес, а в лесу на поляне стояла избушка, а в избушке жила баба-яга, никого она к себе не подпускала и ела людей, как цыплят. Перебравшись на новоселье, купчиха то и дело посылала за чем-нибудь в лес ненавистную ей Василису, но эта завсегда возвращалась домой благополучно: куколка указывала ей дорогу и не подпускала к избушке бабы-яги.

Пришла осень. Мачеха раздала всем трем девушкам вечерние работы: одну заставила кружева плести, другую чулки вязать, а Василису прясть, и всем по урокам. Погасила огонь во всем доме, оставила только одну свечку там, где работали девушки, и сама легла спать. Девушки работали. Вот нагорело на свечке, одна из мачехиных дочерей взяла щипцы, чтоб поправить светильню, да вместо того, по приказу матери, как будто нечаянно и потушила свечку.
— Что теперь нам делать? — говорили девушки. — Огня нет в целом доме, а уроки наши не кончены. Надо сбегать за огнем к бабе-яге!
— Мне от булавок светло! — сказала та, что плела кружево. — Я не пойду.
— И я не пойду, — сказала та, что вязала чулок. — Мне от спиц светло!
— Тебе за огнем идти, — закричали обе. — Ступай к бабе-яге!
И вытолкали Василису из горницы.

Василиса пошла в свой чуланчик, поставила перед куклою приготовленный ужин и сказала:
— На, куколка, покушай да моего горя послушай: меня посылают за огнем к бабе-яге, баба-яга съест меня!
Куколка поела, и глаза ее заблестели, как две свечки.
— Не бойся, Василиса! — сказала она. — Ступай, куда посылают, только меня держи всегда при себе. При мне ничего не станется с тобой у бабы-яги.
Василиса собралась, положила куколку свою в карман и, перекрестившись, пошла в дремучий лес.

Идет она и дрожит. Вдруг скачет мимо ее всадник: сам белый, одет в белом, конь под ним белый, и сбруя на коне белая, — на дворе стало рассветать. Идет она дальше, как скачет другой всадник: сам красный, одет в красном и на красном коне, — стало всходить солнце.

Василиса прошла всю ночь и весь день, только к следующему вечеру вышла на полянку, где стояла избушка яги-бабы, забор вокруг избы из человечьих костей, на заборе торчат черепа людские с глазами, вместо дверей у ворот — ноги человечьи, вместо запоров — руки, вместо замка — рот с острыми зубами. Василиса обомлела от ужаса и стала как вкопанная. Вдруг едет опять всадник: сам черный, одет во всем черном и на черном коне, подскакал к воротам бабы-яги и исчез, как сквозь землю провалился, — настала ночь.

Но темнота продолжалась недолго: у всех черепов на заборе засветились глаза, и на всей поляне стало светло, как днем. Василиса дрожала со страху, но, не зная, куда бежать, оставалась на месте.

Скоро послышался в лесу страшный шум: деревья трещали, сухие листья хрустели, выехала из лесу баба-яга — в ступе едет, пестом погоняет, помелом след заметает. Подъехала к воротам, остановилась и, обнюхав вокруг себя, закричала:
— Фу, фу! Русским духом пахнет! Кто здесь?
Василиса подошла к старухе со страхом и, низко поклонясь, сказала:
— Это я, бабушка! Мачехины дочери прислали меня за огнем к тебе.
— Хорошо, — сказала баба-яга, — знаю я их, поживи ты наперед да поработай у меня, тогда и дам тебе огня; а коли нет, так я тебя съем!

Потом обратилась к воротам и вскрикнула:
— Эй, запоры мои крепкие, отомкнитесь, ворота мои широкие, отворитесь!
Ворота отворились, а баба-яга въехала, посвистывая, за нею вошла Василиса, а потом опять все заперлось.

Войдя в горницу, баба-яга растянулась и говорит Василисе:
— Подавай-ка сюда, что там есть в печи: я есть хочу.
Василиса зажгла лучину от тех черепов, что на заборе, и начала таскать из печки да подавать яге кушанье, а кушанья настряпано было человек на десять, из погреба принесла она квасу, меду, пива и вина. Все съела, все выпила старуха, Василисе оставила только щи немножко, краюшку хлеба да кусочек поросятины. Стала яга-баба спать ложиться и говорит:
— Когда завтра я уеду, ты смотри — двор вычисти, избу вымети, обед состряпай, белье приготовь да пойди в закром, возьми четверть пшеницы и очисть ее от чернушки. Да чтоб все было сделано, а не то — съем тебя!

После такого наказу баба-яга захрапела, а Василиса поставила старухины объедки перед куклою, залилась слезами и говорила:
— На, куколка, покушай, моего горя послушай! Тяжелую дала мне яга-баба работу и грозится съесть меня, коли всего не исполню, помоги мне!
Кукла ответила:
— Не бойся, Василиса Прекрасная! Поужинай, помолись да спать ложись, утро вечера мудреней!

Рано проснулась Василиса, а баба-яга уже встала, выглянула в окно: у черепов глаза потухают, вот мелькнул белый всадник — и совсем рассвело. Баба-яга вышла на двор, свистнула — перед ней явилась ступа с пестом и помелом. Промелькнул красный всадник — взошло солнце. Баба-яга села в ступу и выехала со двора, пестом погоняет, помелом след заметает.

Осталась Василиса одна, осмотрела дом бабы-яги, подивилась изобилию во всем и остановилась в раздумье: за какую работу ей прежде всего приняться. Глядит, а вся работа уже сделана, куколка выбирала из пшеницы последние зерна чернушки.
— Ах ты, избавительница моя! — сказала Василиса куколке. — Ты от беды меня спасла.
— Тебе осталось только обед состряпать, — отвечала куколка, влезая в карман Василисы. — Состряпай с богом, да и отдыхай на здоровье!

К вечеру Василиса собрала на стол и ждет бабу-ягу. Начало смеркаться, мелькнул за воротами черный всадник — и совсем стемнело, только светились глаза у черепов. Затрещали деревья, захрустели листья — едет баба-яга. Василиса встретила ее.
— Все ли сделано? — спрашивает яга.
— Изволь посмотреть сама, бабушка! — молвила Василиса.
Баба-яга все осмотрела, подосадовала, что не за что рассердиться, и сказала:
— Ну, хорошо!
Потом крикнула:
— Верные мои слуги, сердечные други, смелите мою пшеницу!
Явились три пары рук, схватили пшеницу и унесли вон из глаз. Баба-яга наелась, стала ложиться спать и опять дала приказ Василисе:
— Завтра сделай ты то же, что и нынче, да сверх того возьми из закрома мак да очисти его от земли по зернышку, вишь, кто-то по злобе земли в него намешал!

Сказала старуха, повернулась к стене и захрапела, а Василиса принялась кормить свою куколку. Куколка поела и сказала ей по-вчерашнему:
— Молись богу да ложись спать: утро вечера мудренее, все будет сделано, Василисушка!

Наутро баба-яга опять уехала в ступе со двора, а Василиса с куколкой всю работу тотчас исправили. Старуха воротилась, оглядела все и крикнула:
— Верные мои слуги, сердечные други, выжмите из маку масло!
Явились три пары рук, схватили мак и унесли из глаз. Баба-яга села обедать, она ест, а Василиса стоит молча.
— Что ж ты ничего не говоришь со мною? — сказала баба-яга. — Стоишь как немая?
— Не смела, — отвечала Василиса, — а если позволишь, то мне хотелось бы спросить тебя кой о чем.
— Спрашивай, только не всякий вопрос к добру ведет: много будешь знать, скоро состаришься!
— Я хочу спросить тебя, бабушка, только о том, что видела: когда я шла к тебе, меня обогнал всадник на белом коне, сам белый и в белой одежде: кто он такой?
— Это день мой ясный, — отвечала баба-яга.
— Потом обогнал меня другой всадник на красном коне, сам красный и весь в красном одет, это кто такой?
— Это мое солнышко красное! — отвечала баба-яга.
— А что значит черный всадник, который обогнал меня у самых твоих ворот, бабушка?
— Это ночь моя темная — всё мои слуги верные!
Василиса вспомнила о трех парах рук и молчала.
— Что ж ты еще не спрашиваешь? — молвила баба-яга.
— Будет с меня и этого, сама ж ты, бабушка, сказала, что много узнаешь — состаришься.
— Хорошо, — сказала баба-яга, — что ты спрашиваешь только о том, что видала за двором, а не во дворе! Я не люблю, чтоб у меня сор из избы выносили, и слишком любопытных ем! Теперь я тебя спрошу: как успеваешь ты исполнять работу, которую я задаю тебе?
— Мне помогает благословение моей матери, — отвечала Василиса.
— Так вот что! Убирайся же ты от меня, благословенная дочка! Не нужно мне благословенных.

Вытащила она Василису из горницы и вытолкала за ворота, сняла с забора один череп с горящими глазами и, наткнув на палку, отдала ей и сказала:
— Вот тебе огонь для мачехиных дочек, возьми его, они ведь за этим тебя сюда и прислали.
Бегом пустилась Василиса при свете черепа, который погас только с наступлением утра, и наконец к вечеру другого дня добралась до своего дома. Подходя к воротам, она хотела было бросить череп: «Верно, дома, — думает себе, — уж больше в огне не нуждаются». Но вдруг послышался глухой голос из черепа:
— Не бросай меня, неси к мачехе!

Она взглянула на дом мачехи и, не видя ни в одном окне огонька, решилась идти туда с черепом. Впервые встретили ее ласково и рассказали, что с той поры, как она ушла, у них не было в доме огня: сами высечь никак не могли, а который огонь приносили от соседей — тот погасал, как только входили с ним в горницу.
— Авось твой огонь будет держаться! — сказала мачеха.
Внесли череп в горницу, а глаза из черепа так и глядят на мачеху и ее дочерей, так и жгут! Те было прятаться, но куда ни бросятся — глаза всюду за ними так и следят, к утру совсем сожгло их в уголь, одной Василисы не тронуло.

Поутру Василиса зарыла череп в землю, заперла дом на замок, пошла в город и попросилась на житье к одной безродной старушке, живет себе и поджидает отца. Вот как-то говорит она старушке:
— Скучно мне сидеть без дела, бабушка! Сходи, купи мне льну самого лучшего, я хоть прясть буду.

Старушка купила льну хорошего, Василиса села за дело, работа так и горит у нее, и пряжа выходит ровная да тонкая, как волосок. Набралось пряжи много, пора бы и за тканье приниматься, да таких берд не найдут, чтобы годились на Василисину пряжу, никто не берется и сделать-то. Василиса стала просить свою куколку, та и говорит:
— Принеси-ка мне какое-нибудь старое бердо, да старый челнок, да лошадиной гривы, я все тебе смастерю.

Василиса добыла все, что надо, и легла спать, а кукла за ночь приготовила славный стан. К концу зимы и полотно выткано, да такое тонкое, что сквозь иглу вместо нитки продеть можно. Весною полотно выбелили, и Василиса говорит старухе:
— Продай, бабушка, это полотно, а деньги возьми себе.
Старуха взглянула на товар и ахнула:
— Нет, дитятко! Такого полотна, кроме царя, носить некому, понесу во дворец.

Пошла старуха к царским палатам да все мимо окон похаживает. Царь увидал и спросил:
— Что тебе, старушка, надобно?
— Ваше царское величество, — отвечает старуха, — я принесла диковинный товар, никому, окроме тебя, показать не хочу.
Царь приказал впустить к себе старуху и как увидел полотно — вздивовался.
— Что хочешь за него? — спросил царь.
— Ему цены нет, царь-батюшка! Я тебе в дар его принесла.

Поблагодарил царь и отпустил старуху с подарками.
Стали царю из того полотна сорочки шить: вскроили, да нигде не могли найти швеи, которая взялась бы их работать. Долго искали, наконец царь позвал старуху и сказал:
— Умела ты напрясть и соткать такое полотно, умей из него и сорочки сшить.
— Не я, государь, пряла и соткала полотно, — сказала старуха, — это работа приемыша моего — девушки.
— Ну так пусть и сошьет она!

Воротилась старушка домой и рассказала обо всем Василисе.
— Я знала, — говорит Василиса, — что эта работа моих рук не минует.
Заперлась в свою горницу, принялась за работу, шила она не покладючи рук, и скоро дюжина сорочек была готова.

Старуха понесла к царю сорочки, а Василиса умылась, причесалась, оделась и села под окном. Сидит себе и ждет, что будет. Видит: на двор к старухе идет царский слуга; вошел в горницу и говорит:
— Царь-государь хочет видеть искусницу, что работала ему сорочки, и наградить ее из своих царских рук.
Пошла Василиса и явилась пред очи царские. Как увидел царь Василису Прекрасную, так и влюбился в нее без памяти.
— Нет, — говорит он, — красавица моя! Не расстанусь я с тобою, ты будешь моей женою.

Тут взял царь Василису за белые руки, посадил ее подле себя, а там и свадебку сыграли. Скоро воротился и отец Василисы, порадовался об ее судьбе и остался жить при дочери. Старушку Василиса взяла к себе, а куколку по конец жизни своей всегда носила в кармане.

Сказка Василиса Прекрасная читать онлайн Сказки для детей читать онлайн бесплатно

Сказка про Василису

В некотором царстве в некотором государстве жил-был купец. Двенадцать лет жил он в супружестве и прижил только одну дочь, Василису Прекрасную. Когда мать скончалась, девочке было восемь лет. Умирая, купчиха призвала к себе дочку, вынула из-под одеяла куклу, отдала ей и сказала:
— Слушай, Василиса! Помни и исполни последние мои слова. Я умираю и вместе с родительским благословением оставляю тебе вот эту куклу, береги ее всегда при себе и никому не показывай, а когда приключится тебе какое горе, дай ей поесть и спроси у нее совета. Покушает она и скажет тебе, чем помочь несчастью. Затем мать поцеловала дочку и умерла.

После смерти жены купец потужил, как следовало, а потом стал думать, как бы опять жениться. Он был человек хороший, так что за невестами дело не стало, но больше всех по нраву пришлась ему одна вдовушка. Она была уже в летах, имела своих двух дочерей, почти однолеток Василисе, — стало быть, и хозяйка, и мать опытная.

Купец женился на вдовушке, но обманулся и не нашел в ней доброй матери для своей Василисы. Василиса была первая на все село красавица, мачеха и сестры завидовали ее красоте, мучили ее всевозможными работами, чтоб она от трудов похудела, а от ветру и солнца почернела, совсем житья от них не было!

Василиса все переносила безропотно и с каждым днем все хорошела и полнела, а между тем мачеха с дочками своими худела и дурнела от злости, несмотря на то, что они всегда сидели сложа руки, как барыни. Как же это так делалось? Василисе помогала ее куколка. Без этого где бы девочке сладить со всею работаю! Зато Василиса сама, бывало, не съест, а уж куколке оставит самый лакомый кусочек, и вечером, как все улягутся, она запрется в чуланчике, где жила, и потчевает ее, приговаривая:
— На, куколка, покушай, моего горя послушай! Живу я в доме у батюшки, не вижу себе никакой радости, злая мачеха гонит меня с белого света. Научи ты меня, как мне быть и жить и что делать?

Куколка покушает, да потом и дает ей советы и утешает в горе, а наутро всякую работу справляет за Василису, та только отдыхает в холодочке да рвет цветочки, а у нее уж и гряды выполоты, и капуста полита, и вода наношена, и печь вытоплена. Куколка еще укажет Василисе и травку от загару. Хорошо было жить ей с куколкой.

Прошло несколько лет, Василиса выросла и стала невестой. Все женихи в городе стали на Василису заглядываться, на мачехиных дочерей никто и не посмотрит. Мачеха злится пуще прежнего и всем женихам отвечает:
— Не выдам меньшой прежде старших!
А проводя женихов, побоями вымещает зло на Василисе.

Вот однажды купцу понадобилось уехать из дому на долгое время по торговым делам. Мачеха и перешла на житье в другой дом, а возле этого дома был дремучий лес, а в лесу на поляне стояла избушка, а в избушке жила баба-яга, никого она к себе не подпускала и ела людей, как цыплят. Перебравшись на новоселье, купчиха то и дело посылала за чем-нибудь в лес ненавистную ей Василису, но эта завсегда возвращалась домой благополучно: куколка указывала ей дорогу и не подпускала к избушке бабы-яги.

Пришла осень. Мачеха раздала всем трем девушкам вечерние работы: одну заставила кружева плести, другую чулки вязать, а Василису прясть, и всем по урокам. Погасила огонь во всем доме, оставила только одну свечку там, где работали девушки, и сама легла спать. Девушки работали. Вот нагорело на свечке, одна из мачехиных дочерей взяла щипцы, чтоб поправить светильню, да вместо того, по приказу матери, как будто нечаянно и потушила свечку.
— Что теперь нам делать? — говорили девушки. — Огня нет в целом доме, а уроки наши не кончены. Надо сбегать за огнем к бабе-яге!
— Мне от булавок светло! — сказала та, что плела кружево. — Я не пойду.
— И я не пойду, — сказала та, что вязала чулок. — Мне от спиц светло!
— Тебе за огнем идти, — закричали обе. — Ступай к бабе-яге!
И вытолкали Василису из горницы.

Василиса пошла в свой чуланчик, поставила перед куклою приготовленный ужин и сказала:
— На, куколка, покушай да моего горя послушай: меня посылают за огнем к бабе-яге, баба-яга съест меня!
Куколка поела, и глаза ее заблестели, как две свечки.
— Не бойся, Василиса! — сказала она. — Ступай, куда посылают, только меня держи всегда при себе. При мне ничего не станется с тобой у бабы-яги.
Василиса собралась, положила куколку свою в карман и, перекрестившись, пошла в дремучий лес.

Идет она и дрожит. Вдруг скачет мимо ее всадник: сам белый, одет в белом, конь под ним белый, и сбруя на коне белая, — на дворе стало рассветать. Идет она дальше, как скачет другой всадник: сам красный, одет в красном и на красном коне, — стало всходить солнце.

Василиса прошла всю ночь и весь день, только к следующему вечеру вышла на полянку, где стояла избушка яги-бабы, забор вокруг избы из человечьих костей, на заборе торчат черепа людские с глазами, вместо дверей у ворот — ноги человечьи, вместо запоров — руки, вместо замка — рот с острыми зубами. Василиса обомлела от ужаса и стала как вкопанная. Вдруг едет опять всадник: сам черный, одет во всем черном и на черном коне, подскакал к воротам бабы-яги и исчез, как сквозь землю провалился, — настала ночь.

Но темнота продолжалась недолго: у всех черепов на заборе засветились глаза, и на всей поляне стало светло, как днем. Василиса дрожала со страху, но, не зная, куда бежать, оставалась на месте.

Скоро послышался в лесу страшный шум: деревья трещали, сухие листья хрустели, выехала из лесу баба-яга — в ступе едет, пестом погоняет, помелом след заметает. Подъехала к воротам, остановилась и, обнюхав вокруг себя, закричала:
— Фу, фу! Русским духом пахнет! Кто здесь?
Василиса подошла к старухе со страхом и, низко поклонясь, сказала:
— Это я, бабушка! Мачехины дочери прислали меня за огнем к тебе.
— Хорошо, — сказала баба-яга, — знаю я их, поживи ты наперед да поработай у меня, тогда и дам тебе огня; а коли нет, так я тебя съем!

Потом обратилась к воротам и вскрикнула:
— Эй, запоры мои крепкие, отомкнитесь, ворота мои широкие, отворитесь!
Ворота отворились, а баба-яга въехала, посвистывая, за нею вошла Василиса, а потом опять все заперлось.

Войдя в горницу, баба-яга растянулась и говорит Василисе:
— Подавай-ка сюда, что там есть в печи: я есть хочу.
Василиса зажгла лучину от тех черепов, что на заборе, и начала таскать из печки да подавать яге кушанье, а кушанья настряпано было человек на десять, из погреба принесла она квасу, меду, пива и вина. Все съела, все выпила старуха, Василисе оставила только щи немножко, краюшку хлеба да кусочек поросятины. Стала яга-баба спать ложиться и говорит:
— Когда завтра я уеду, ты смотри — двор вычисти, избу вымети, обед состряпай, белье приготовь да пойди в закром, возьми четверть пшеницы и очисть ее от чернушки. Да чтоб все было сделано, а не то — съем тебя!

После такого наказу баба-яга захрапела, а Василиса поставила старухины объедки перед куклою, залилась слезами и говорила:
— На, куколка, покушай, моего горя послушай! Тяжелую дала мне яга-баба работу и грозится съесть меня, коли всего не исполню, помоги мне!
Кукла ответила:
— Не бойся, Василиса Прекрасная! Поужинай, помолись да спать ложись, утро вечера мудреней!

Рано проснулась Василиса, а баба-яга уже встала, выглянула в окно: у черепов глаза потухают, вот мелькнул белый всадник — и совсем рассвело. Баба-яга вышла на двор, свистнула — перед ней явилась ступа с пестом и помелом. Промелькнул красный всадник — взошло солнце. Баба-яга села в ступу и выехала со двора, пестом погоняет, помелом след заметает.

Осталась Василиса одна, осмотрела дом бабы-яги, подивилась изобилию во всем и остановилась в раздумье: за какую работу ей прежде всего приняться. Глядит, а вся работа уже сделана, куколка выбирала из пшеницы последние зерна чернушки.
— Ах ты, избавительница моя! — сказала Василиса куколке. — Ты от беды меня спасла.
— Тебе осталось только обед состряпать, — отвечала куколка, влезая в карман Василисы. — Состряпай с богом, да и отдыхай на здоровье!

К вечеру Василиса собрала на стол и ждет бабу-ягу. Начало смеркаться, мелькнул за воротами черный всадник — и совсем стемнело, только светились глаза у черепов. Затрещали деревья, захрустели листья — едет баба-яга. Василиса встретила ее.
— Все ли сделано? — спрашивает яга.
— Изволь посмотреть сама, бабушка! — молвила Василиса.
Баба-яга все осмотрела, подосадовала, что не за что рассердиться, и сказала:
— Ну, хорошо!
Потом крикнула:
— Верные мои слуги, сердечные други, смелите мою пшеницу!
Явились три пары рук, схватили пшеницу и унесли вон из глаз. Баба-яга наелась, стала ложиться спать и опять дала приказ Василисе:
— Завтра сделай ты то же, что и нынче, да сверх того возьми из закрома мак да очисти его от земли по зернышку, вишь, кто-то по злобе земли в него намешал!

Сказала старуха, повернулась к стене и захрапела, а Василиса принялась кормить свою куколку. Куколка поела и сказала ей по-вчерашнему:
— Молись богу да ложись спать: утро вечера мудренее, все будет сделано, Василисушка!

Наутро баба-яга опять уехала в ступе со двора, а Василиса с куколкой всю работу тотчас исправили. Старуха воротилась, оглядела все и крикнула:
— Верные мои слуги, сердечные други, выжмите из маку масло!
Явились три пары рук, схватили мак и унесли из глаз. Баба-яга села обедать, она ест, а Василиса стоит молча.
— Что ж ты ничего не говоришь со мною? — сказала баба-яга. — Стоишь как немая?
— Не смела, — отвечала Василиса, — а если позволишь, то мне хотелось бы спросить тебя кой о чем.
— Спрашивай, только не всякий вопрос к добру ведет: много будешь знать, скоро состаришься!
— Я хочу спросить тебя, бабушка, только о том, что видела: когда я шла к тебе, меня обогнал всадник на белом коне, сам белый и в белой одежде: кто он такой?
— Это день мой ясный, — отвечала баба-яга.
— Потом обогнал меня другой всадник на красном коне, сам красный и весь в красном одет, это кто такой?
— Это мое солнышко красное! — отвечала баба-яга.
— А что значит черный всадник, который обогнал меня у самых твоих ворот, бабушка?
— Это ночь моя темная — всё мои слуги верные!
Василиса вспомнила о трех парах рук и молчала.
— Что ж ты еще не спрашиваешь? — молвила баба-яга.
— Будет с меня и этого, сама ж ты, бабушка, сказала, что много узнаешь — состаришься.
— Хорошо, — сказала баба-яга, — что ты спрашиваешь только о том, что видала за двором, а не во дворе! Я не люблю, чтоб у меня сор из избы выносили, и слишком любопытных ем! Теперь я тебя спрошу: как успеваешь ты исполнять работу, которую я задаю тебе?
— Мне помогает благословение моей матери, — отвечала Василиса.
— Так вот что! Убирайся же ты от меня, благословенная дочка! Не нужно мне благословенных.

Вытащила она Василису из горницы и вытолкала за ворота, сняла с забора один череп с горящими глазами и, наткнув на палку, отдала ей и сказала:
— Вот тебе огонь для мачехиных дочек, возьми его, они ведь за этим тебя сюда и прислали.
Бегом пустилась Василиса при свете черепа, который погас только с наступлением утра, и наконец к вечеру другого дня добралась до своего дома. Подходя к воротам, она хотела было бросить череп: «Верно, дома, — думает себе, — уж больше в огне не нуждаются». Но вдруг послышался глухой голос из черепа:
— Не бросай меня, неси к мачехе!

Она взглянула на дом мачехи и, не видя ни в одном окне огонька, решилась идти туда с черепом. Впервые встретили ее ласково и рассказали, что с той поры, как она ушла, у них не было в доме огня: сами высечь никак не могли, а который огонь приносили от соседей — тот погасал, как только входили с ним в горницу.
— Авось твой огонь будет держаться! — сказала мачеха.
Внесли череп в горницу, а глаза из черепа так и глядят на мачеху и ее дочерей, так и жгут! Те было прятаться, но куда ни бросятся — глаза всюду за ними так и следят, к утру совсем сожгло их в уголь, одной Василисы не тронуло.

Поутру Василиса зарыла череп в землю, заперла дом на замок, пошла в город и попросилась на житье к одной безродной старушке, живет себе и поджидает отца. Вот как-то говорит она старушке:
— Скучно мне сидеть без дела, бабушка! Сходи, купи мне льну самого лучшего, я хоть прясть буду.

Старушка купила льну хорошего, Василиса села за дело, работа так и горит у нее, и пряжа выходит ровная да тонкая, как волосок. Набралось пряжи много, пора бы и за тканье приниматься, да таких берд не найдут, чтобы годились на Василисину пряжу, никто не берется и сделать-то. Василиса стала просить свою куколку, та и говорит:
— Принеси-ка мне какое-нибудь старое бердо, да старый челнок, да лошадиной гривы, я все тебе смастерю.

Василиса добыла все, что надо, и легла спать, а кукла за ночь приготовила славный стан. К концу зимы и полотно выткано, да такое тонкое, что сквозь иглу вместо нитки продеть можно. Весною полотно выбелили, и Василиса говорит старухе:
— Продай, бабушка, это полотно, а деньги возьми себе.
Старуха взглянула на товар и ахнула:
— Нет, дитятко! Такого полотна, кроме царя, носить некому, понесу во дворец.

Пошла старуха к царским палатам да все мимо окон похаживает. Царь увидал и спросил:
— Что тебе, старушка, надобно?
— Ваше царское величество, — отвечает старуха, — я принесла диковинный товар, никому, окроме тебя, показать не хочу.
Царь приказал впустить к себе старуху и как увидел полотно — вздивовался.
— Что хочешь за него? — спросил царь.
— Ему цены нет, царь-батюшка! Я тебе в дар его принесла.

Поблагодарил царь и отпустил старуху с подарками.
Стали царю из того полотна сорочки шить: вскроили, да нигде не могли найти швеи, которая взялась бы их работать. Долго искали, наконец царь позвал старуху и сказал:
— Умела ты напрясть и соткать такое полотно, умей из него и сорочки сшить.
— Не я, государь, пряла и соткала полотно, — сказала старуха, — это работа приемыша моего — девушки.
— Ну так пусть и сошьет она!

Воротилась старушка домой и рассказала обо всем Василисе.
— Я знала, — говорит Василиса, — что эта работа моих рук не минует.
Заперлась в свою горницу, принялась за работу, шила она не покладючи рук, и скоро дюжина сорочек была готова.

Старуха понесла к царю сорочки, а Василиса умылась, причесалась, оделась и села под окном. Сидит себе и ждет, что будет. Видит: на двор к старухе идет царский слуга; вошел в горницу и говорит:
— Царь-государь хочет видеть искусницу, что работала ему сорочки, и наградить ее из своих царских рук.
Пошла Василиса и явилась пред очи царские. Как увидел царь Василису Прекрасную, так и влюбился в нее без памяти.
— Нет, — говорит он, — красавица моя! Не расстанусь я с тобою, ты будешь моей женою.

Тут взял царь Василису за белые руки, посадил ее подле себя, а там и свадебку сыграли. Скоро воротился и отец Василисы, порадовался об ее судьбе и остался жить при дочери. Старушку Василиса взяла к себе, а куколку по конец жизни своей всегда носила в кармане.

Ещё больше интересных сказок:

Василиса Премудрая РУССКАЯ народная СКАЗКА- СКАЗАЧОК

Взял да и съел один всё зёрнышко.

Узнала про то мышь и не захотела больше дружить с воробьем.

— Давай, — кричит, — давай, вор-воробей, драться, не на живот, а на смерть! Ты собирай всех птиц, а я соберу всех зверей. Дня не прошло, а уж собралось на поляне войско звериное. Собралось и войско птичье. Начался великий бой, и много пало с обеих сторон.

Куда силён звериный народ! Кого когтем цапнет, — глядишь, и дух вон! Да птицы-то не больно поддаются, бьют всё сверху. Иной бы зверь и ударил и смял птицу — так она сейчас в лёт пойдёт. Смотри на неё, да и только!

В том бою ранили орла. Хотел он подняться ввысь, да силы не хватило. Только и смог взлететь на сосну высокую. Взлетел и уселся на верхушке.

Окончилась битва. Звери по своим берлогам и норам разбрелись. Птицы по гнёздам разлетелись. А он сидит на сосне, избитый, израненный, и думает, как бы назад воротить свою прежнюю силу.

А на ту пору охотник мимо шёл. День-деньской ходил он по лесу, да ничего не выходил. Эхма, — думает, — видно ворочаться мне нынче домой с пустыми руками». Глядь, сидит на дереве орел. Стал охотник под него подходить, ружьецо на него наводить. «Какая ни есть, а всё добыча», — думает. Только прицелился, говорит ему орёл человечьим голосом:

— Не бей меня, добрый человек! Убьёшь, мало будет прибыли. Лучше живьём меня возьми да прокорми три года, три месяца и три дня. А я, как наберусь силушки, да отращу крылышки, добром тебе заплачу.

«Какого добра от орла ждать?» — думает охотник, и прицелился в другой раз.

А раненый орёл опять просит:

— Не бей меня, добрый человек! В некое время я тебе пригожусь.

Не верит охотник и в третий раз ружьё подымает. В третий раз просит его орёл:

— Не бей меня, добрый молодец, а возьми к себе, выходи да вылечи! Не сделал я тебе никакого худа, а за добро добром заплачу.

Сжалился охотник, взял орла и понёс домой.

— Ну, добрый человек, — говорит ему орёл дорогою, — день-деньской ходил ты, да ничего не выходил. Бери теперь свой острый нож и ступай на поляну. Была у нас там битва великая со всяким зверьём, и много мы того зверья побили. Будет и тебе поживишка немалая.

Пошёл охотник на поляну, а там зверья побитого видимо-невидимо. Куницам да лисицам счёту нет. Отточил он нож на бруске, поснимал звериные шкуры, свёз в город и продал недёшево. На те деньги накупил хлеба в запас и насыпал с верхом три закрома — на три года хватит.

Проходит один год — опустел один закром. Велит орёл охотнику везти его на то самое место, где сосна высокая стоит.

Оседлал охотник коня и привёз орла на то место.

Взвился орёл за тучи и с разлёту ударил грудью в дерево — раскололось дерево надвое.

— Ну, охотник, — говорит орёл, — не собрался я ещё с прежней силою. Корми меня и другой год.

День да ночь — сутки прочь. Другой год миновал, другой закром опустел. Опять привёз охотник орла в лес, к высокой сосне. Взвился орёл за тёмные тучи, разлетелся сверху и ударил грудью в дерево. Раскололось дерево на четыре части.

— Видно, придётся тебе, добрый молодец, ещё годок кормить меня. Не собрался я с прежней силою.

Вот прошло три года, три месяца и три дня. Во всех закромах пусто стало. Говорит орёл охотнику:

— Вези меня опять на то самое место, к высокой сосне.

Послушался охотник, привёз орла к высокой сосне.

Взвился орёл выше прежнего, сильным вихрем ударил сверху в самое большое дерево — и расшиб его в щепки с верхушки до корня. Так весь лес кругом и зашатался.

— Спасибо тебе, добрый молодец! Теперь воротилась ко мне сила прежняя. Бросай-ка ты лошадь да садись на крылья ко мне. Понесу я тебя на свою сторону и расплачусь с тобой за всё добро.

Сел охотник орлу на крылья. Полетел орел на синее море и поднялся высоко-высоко.

— Посмотри, — говорит, — на сине море: велико ли?

— С колесо, — отвечает охотник.

Тряхнул орёл крыльями и сбросил охотника вниз. Дал ему спознать смертный страх и подхватил, не допустя до воды. Подхватил и поднялся с ним ещё выше:

— Посмотри-ка теперь на сине море: велико ли?

— С куриное яйцо, — отвечает охотник.

Тряхнул орёл крыльями и опять сбросил охотника вниз. Над самой водой подхватил его и поднялся вверх ещё повыше прежнего:

— Ну, теперь посмотри на сине море: велико ли?

— С маковое зёрнышко.

В третий раз встряхнул орёл крыльями и сбросил охотника с поднебесья, да опять-таки не допустил до воды, подхватил на крылья и спрашивает:

— Что, добрый молодец, узнал, каков смертный страх?

— Узнал, — говорит охотник. — Я уж думал, конец мой пришёл.

— Вот и я так думал, как ты на меня ружьё наводил. Ну, теперь мы с тобой за зло рассчитались. Давай добром считаться.

Полетели они на берег. Летели-летели, близко ли, далёко ли — видят: середь поля медный столб стоит, как жар горит. Пошёл орёл книзу.

— А ну, охотник, — говорит, — прочитай-ка, что на столбе написано.

Прочитал охотник: «За этим столбом медный город есть — на двадцать пять вёрст вдоль и вширь».

— Ступай в медный город, — говорит орёл. — Тут живёт сестра моя старшая. Кланяйся ей и проси у неё медный ларчик с медными ключиками. А другого ничего не бери — ни злата, ни серебра, ни каменья самоцветного.

Пошёл охотник в медный город к царице Медянице, Орловой сестрице.

— Здравствуй, государыня! Братец твой поклон тебе посылает.

— Да откуда ж ты братца моего знаешь?

— Так и так… Кормил я его, больного, раненого, целых три года, три месяца и три дня.

— Спасибо, добрый человек. Вот же тебе злато, серебро, каменье самоцветное. Бери сколько душе угодно.

Ничего не берёт охотник, только просит у царицы медный ларчик с медными ключиками.

— Нет, голубчик! Не тот сапог да не на ту ногу надеваешь. Дорого стоит мой ларчик.

— А дорого, так мне ничего не надобно.

Поклонился охотник, вышел за городские ворота и рассказал орлу всё как есть.

Рассердился орел, подхватил охотника и полетел дальше. Летит — шумит по поднебесью.

— А ну посмотри, добрый молодец, что позади и что впереди деется?

Посмотрел охотник и говорит:

— Позади пожар горит, впереди цветы цветут.

— То медный город горит, а цветы цветут в серебряном.

Опустился орёл середь поля у серебряного столба. Велит охотнику надпись читать. Прочитал охотник: «За этим столбом стоит город серебряный — на пятьдесят вёрст вдоль и вширь».

— Здесь живёт моя средняя сестра, — говорит орёл. — Проси у неё серебряный ларчик с серебряными ключиками. Пошёл охотник в город прямо к царице, Орловой сестрице. Рассказал ей, как жил у него три года, три месяца и три дня братец её, недужный, раненый, как холил он его, поил, кормил, в силу приводил. И попросил за всё за это серебряный ларчик и серебряные ключики.

— Нет, — говорит царица, — не тот кусок хватаешь: не ровён час — подавишься. Бери сколько хочешь злата, серебра, каменья самоцветного, а ларчик мой дорого стоит.

Ушёл охотник из серебряного города и рассказал орлу всё как есть.

Рассердился орёл, подхватил охотника на крылья широкие и полетел с ним прочь.

Опять летит по поднебесью:

— А ну-ка, добрый молодец, что позади и что впереди?

— Позади пожар горит, впереди цветы цветут.

— То горит серебряный город, а цветы цветут в золотом.

Опустился орёл середь поля, у золотого столба. Велит охотнику надпись читать.

Прочитал охотник: «За этим столбом золотой город стоит — на сто вёрст вширь и вдоль».

— Ступай туда, — говорит орёл. — В этом городе живёт моя меньшая сестра. Проси у неё золотой ларчик с золотыми ключиками.

Пошёл охотник прямо к царице, Орловой сестрице. Рассказал, что знал, и попросил золотой ларчик с золотыми ключиками.

Послушала его царица, подумала, головой покачала.

— Дорог мой ларчик, — говорит, — а брат дороже.

Пошла и принесла охотнику золотой ларчик с золотыми ключиками.

Взял охотник дорогой подарок, поклонился царице и вышел за городские ворота.

Увидал орёл, что дружок его не с пустыми руками идёт, и говорит:

— Ну, братец, ступай теперь домой да смотри, не отпирай ларчика, пока до своего двора не дойдёшь.

Сказал и улетел.

Пошёл охотник домой. Долго ли, коротко ли — подошёл он к синему морю. Захотелось ему отдохнуть. Сел он на бережок, на жёлтый песок, а ларчик рядом поставил. Смотрел, смотрел — не вытерпел и отомкнул. Только отпер — откуда ни возьмись, раскинулся перед ним золотой дворец, весь изукрашенный. «Появились слуги многие: «Что угодно? Чего надобно?» Охотник наелся, напился, и спать повалился.

Вот и утро настало. Надо охотнику дальше идти. Да не тут-то было! Как собрать дворец в ларчик по-прежнему? Думал он, думал, ничего не придумал. Сидит на берегу, горюет. Вдруг видит, поднимается из воды человек: борода — по пояс, волоса — до пят. Стал на воде и говорит:

— О чём горюешь, добрый молодец?

— Ещё бы не горевать! — отвечает охотник. — Как мне собрать большой дворец в малый ларец?

— Пожалуй, помогу я твоему горю, соберу тебе дворец в малый ларец, только с уговором: отдай мне, чего дома не знаешь.

Призадумался охотник: «Чего бы это я дома не знал? Кажись, всё знаю». Взял да и согласился.

— Собери, — говорит, — сделай милость. Отдам тебе, чего дома не знаю.

Только вымолвил слово, а уж золотого дворца нет как не бывало. Стоит охотник на берегу один-одинёшенек, а возле него золотой ларчик с золотыми ключиками.

Поднял он свой ларчик и пустился в дорогу.

Долго ли, коротко ли — воротился в родной край. Заходит в избу, а жена несёт ему младенца, что без него родился.

«Так вот, — думает охотник, — чего я дома не знал!» И крепко приуныл, пригорюнился.

— Свет ты мой, — жена говорит, — скажи, о чём горьки слёзы ронишь?

— От радости, — отвечает.

Побоялся сказать ей правду, что рано ли, поздно ли, а придётся сына невесть кому отдавать. После того вышел во двор, открыл свой ларчик золотой — раскинулся перед ним большой дворец, хитро изукрашенный. Появились слуги многие. Расцвели сады, разлились пруды. В садах птички поют, в прудах рыбки плещутся. И стал он с женою да сыном жить-поживать, добро наживать.

Прошло лет с десяток, и поболе того. Растёт сынок у охотника, как тесто на опаре всходит, — не по дням, а по часам. И вырос большой: умён, пригож, молодец молодцом.

Вот как-то раз пошёл отец по саду погулять. Гулял он, гулял и вышел к реке.

В то самое время поднялся из воды прежний человек: борода — по пояс, волоса — до пят. Стал на воде и говорит:

— Что ж ты, обещать скор и забывать скор? Припомни-ка, ведь ты должен мне.

Воротился охотник домой темней тучи и говорит жене:

— Сколько ни держать нам при себе нашего Иванушку, а надобно отдать. Дело неминучее. Взял он сына, вывел за околицу и оставил одного.

Огляделся Иванушка кругом, увидал тропинку и пошёл по ней — авось куда и приведёт. И привела его тропинка в дремучий лес. Пусто кругом, не видать души человеческой. Только стоит избушка одна-одинёшенька, на курьей ножке, об одном окошке, со крутым крыльцом. Стоит, сама собой повёртывается.

— Избушка, избушка, — говорит Иван, — стань к лесу задом, ко мне передом.

Послушалась избушка, повернулась, как сказано, — к лесу задом, к нему передом.

Поднялся Иванушка на крутое крыльцо, отворил дверь скрипучую. Видит: сидит в избушке Баба-яга, костяная нога. Сидит она в ступе, в заячьем тулупе. Поглядела на Иванушку и говорит:

— Здравствуй, добрый молодец. Откуда идёшь, куда путь держишь? Дело пытаешь али от дела лытаешь?

— Эх, бабушка! Напои, накорми да потом и расспроси.

Она его напоила, накормила, и рассказал ей Иванушка про всё без утайки.

— Плохо твоё дело, добрый молодец, — говорит Баба-яга. — Отдал тебя отец водяному царю. А царь водяной крепко гневается, что долго ты к нему не показывался. Ладно ещё, что по пути ты ко мне зашёл, а то бы тебе и живому не бывать. Да уж так и быть — слушай, научу тебя. Ступай-ка ты дале по той же тропочке, что ко мне привела, через леса, через овраги, через крутые горы. Под конец дойдёшь до двоих ворот.

Справа — ворота и слева — ворота. Не ходи в те, что на засов заперты, иди в те, что на замок замкнуты. Постучи три раза, и ворота сами отворятся. За воротами — сад-виноград, а в саду — пруд-изумруд, а в пруду двенадцать сестёр купаются. Обратились они серыми уточками, ныряют, плещутся, а платья их на берегу лежат. Одиннадцать вместе, а двенадцатое — особо, в сторонке. Возьми ты это платьице и спрячься. Вот выйдут из воды сестрицы, оденутся, да и прочь пойдут.

Одиннадцать-то пойдут, а двенадцатая станет плакать, одёжу свою искать. Не найдёт и скажет: «Отзовись! Кто моё платье взял, тому дочкой покорной буду!» А ты молчи. Она опять скажет: «Кто моё платье взял, тому сестрицей ласковой буду!» Ты всё молчи. Тогда она скажет: «Кто моё платье взял, тому женою верною буду!» Как услышишь такие слова, отзовись и отдай ей платье. А что дале будет, про то не скажу. Сам узнаешь и мне расскажешь…

Поклонился Иван Бабе-яге, попрощался с ней и пошёл по тропинке. Долго ли, коротко ли, вёдром ли, погодкой ли — дошёл до двоих ворот. Отворились перед ним ворота, и увидел он сад-виноград, а в саду — пруд-изумруд, а в пруду серые уточки купаются. По сказанному, как по писаному!

Подкрался Иванушка и унёс то платьице, что в сторонке лежало. Унёс и схоронился за деревом.

Вышли уточки из воды, обратились девицами — одна другой краше. А младшая, двенадцатая, всех лучше, всех пригожее. Оделись одиннадцать сестёр и прочь пошли. А младшая на берегу осталась, ищет платье своё, плачет — не может найти. Вот и говорит она:

— Скажись, отзовись, кто моё платье взял! Буду тебе дочкой покорною!

Не отзывается Иван.

— Буду тебе сестрицей ласковой!

Молчит Иван.

— Буду тебе женой верною!

Тут вышел Иван из-за дерева:

— Бери своё платье, красна девица.

Взяла она платье, а Иванушке дала золотое колечко обручальное.

— Ну скажи мне теперь, добрый молодец, как тебя по имени звать и куда ты путь держишь?

— Родители Иваном звали, а путь держу к царю морскому — хозяину водяному.

— Вот ты кто! Что ж долго не приходил? Батюшка мой, хозяин водяной, крепко на тебя гневается. Ну, ступай по этой дороге — приведёт она тебя в подводное царство. Там и меня найдёшь. Я ведь подводного царя дочка — Василиса Премудрая.

Обернулась она опять уточкой и улетела от Ивана. А Иван пошёл в подводное царство.

Приходит — смотрит: и там свет такой, как у нас; и там поля и луга, и рощи зелёные, и солнышко греет, и месяц светит. Призвали его к морскому царю. Закричал морской царь:

— Что так долго не бывал? Не за твою вину, а за отцовский грех вот тебе служба невеликая: есть у меня пустошь на тридцать вёрст вдоль и поперёк, одни рвы, буераки да каменье острое. Чтобы к завтрему было там, как ладонь, гладко, и была рожь посеяна, и выросла за ночь так высока и густа, чтобы галка схорониться могла. Сделаешь — награжу, не сделаешь — голова с плеч!

Закручинился Иванушка, идёт от царя невесел, ниже плеч голову повесил.

Увидала его из терема высокого Василиса Премудрая и спрашивает:

— О чём, Иванушка, кручинишься?

Отвечает ей Иван:

— Как не кручиниться! Приказал мне твой батюшка за одну ночь сровнять рвы, буераки и каменье острое, а пустошь рожью засеять, и чтобы к утру та рожь выросла и могла в ней галка спрятаться.

— Это ещё не беда — беда впереди будет! Ложись-ка спать. Утро вечера мудренее.

Послушался Иван, лёг спать. А Василиса Премудрая вышла на крылечко и крикнула громким голосом:

— Гей вы, слуги мои верные! Ровняйте рвы глубокие, сносите каменье острое, засевайте поле рожью отборною, чтобы к утру поспело!

Проснулся на заре Иванушка, глянул — всё готово. Нет ни рвов, ни буераков. Стоит поле, как ладонь, гладкое, и колышется на нём рожь, да такая густая и высокая, что галка схоронится.

Пошёл к морскому царю с докладом.

— Ну, спасибо тебе, — говорит морской царь. — Сумел ты мне службу сослужить. Вот тебе и другая работа: есть у меня триста скирдов, в каждом скирду — по триста копен, всё пшеница белоярая. Обмолоти ты мне к завтрему всю пшеницу чисто-начисто до единого зёрнышка. А скирдов не ломай и снопов не разбивай. Коли не сделаешь — голова с плеч долой!

Пуще прежнего закручинился Иван. Идёт по двору невесел, ниже плеч голову повесил.

— О чём горюешь, Иванушка? — спрашивает его Василиса Премудрая.

Рассказал ей Иван про новую свою беду.

— Это ещё не беда — беда впереди будет. Ложись-ка спать. Утро вечера мудренее.

Лёг Иван. А Василиса Премудрая вышла на крылечко и закричала громким голосом:

— Гей вы, муравьи ползучие! Сколько вас на белом свете ни есть — все ползите сюда и повыберите зерно из батюшкиных скирдов чисто-начисто до единого зёрнышка.

Поутру зовёт к себе Ивана морской царь:

— Сослужил службу, сынок?

— Сослужил, царь-государь.

— Пойдём поглядим.

Пришли на гумно — все скирды стоят нетронуты. Пришли в житницы — все закрома зерном полнёхоньки.

— Ну, спасибо, брат, — говорит морской царь. — Сослужил ты мне и другую службу. Вот же тебе и третья — это уж будет последняя: построй мне за ночь церковь из воску чистого, чтобы к утренней заре готова была. Сделаешь — выбирай любую из дочек моих, сам в эту церковь венчаться пойдёшь. Не сделаешь — голову долой!

Опять идёт Иван по двору и слезами умывается.

— О чём горюешь, Иванушка? — спрашивает его Василиса Премудрая.

— Как не горевать! Приказал мне твой батюшка за одну ночь построить церковь из воску чистого.

— Ну, это ещё не беда — беда впереди будет. Ложись-ка спать. Утро вечера мудренее.

Послушался Иван, лёг спать, а Василиса Премудрая вышла на крыльцо и закричала громким голосом:

— Гей вы, пчёлы работящие! Сколько вас на белом свете ни есть — все летите сюда! Слепите мне из воску чистого церковь высокую, чтобы к утренней заре готова была, чтобы к полудню мне в ту церковь венчаться идти.

Поутру встал морской царь, глянул в окошко — стоит церковь из воску чистого, так и светится на солнышке.

— Ну, спасибо тебе, добрый молодец! Каких слуг у меня ни было, а никто не сумел лучше тебя угодить. Есть у меня двенадцать дочерей — выбирай себе в невесты любую. Угадаешь до трёх раз одну и ту же девицу, будет она тебе женой верною. Не угадаешь — голову с плеч!

«Ну, это дело не трудное», — думает Иванушка. Идёт от царя, сам усмехается.

Увидела его Василиса Премудрая, расспросила про всё и говорит:

— Уж больно ты прост, Иванушка! Задача тебе дана не лёгкая. Обернёт нас батюшка кобылицами и заставит тебя невесту выбирать. Ты смотри — примечай: на моей уздечке одна блёсточка потускнеет. Потом выпустит он нас голубицами. Сестры будут тихохонько гречиху клевать, а я нет-нет да взмахну крылышком. В третий раз выведет он нас девицами — одна в одну и красой и статью, и волосом и голосом. Я нарочно платочком махну. По тому меня и узнавай.

Как сказано, вывел морской царь двенадцать кобылиц — одну в одну — и поставил в ряд.

— Любую выбирай!

Поглядел Иван зорко, видит: на одной уздечке блёсточка потускнела. Схватил за ту уздечку и говорит:

— Вот моя невеста!

— Дурную берёшь! Можно и получше выбрать.

— Ничего, мне и эта хороша.

— Выбирай в другой раз.

Выпустил царь двенадцать голубиц — перо в перо — и насыпал им гречихи.

Приметил Иван, что одна голубка всё крылышком потряхивает, и хвать её за крыло:

— Вот моя невеста!

— Не тот кус хватаешь — скоро подавишься. Выбирай в третий раз!

Вывел царь двенадцать девиц — одна в одну и красой и статью, и волосом и голосом. Нипочём бы не узнать, да одна из них платочком махнула. Схватил её Иван за руку:

— Вот моя невеста!

— Ну, братец, — говорит морской царь, — я хитёр, а ты ещё похитрей меня, — и отдал за него Василису Премудрую замуж.

Ни много, ни мало прошло времени — стосковался Иван по своим родителям, захотелось ему на святую Русь.

— Что не весел, муж дорогой? — спрашивает Василиса Премудрая.

— Ах, жена моя любимая, видел я во сне отца с матерью, дом родной, сад большой, а по саду детки бегают. Может, то братья мои да сестры милые, а я их наяву и не видывал.

Опустила голову Василиса Премудрая:

— Вот когда беда пришла! Если уйдём мы, будет за нами погоня великая. Сильно разгневается морской царь, лютой смерти нас предаст. Да делать нечего, надо ухитряться.

Смастерила она трёх куколок, посадила по углам в горнице, а дверь заперла крепко-накрепко. И побежали они с Иванушкой на святую Русь.

Вот утром ранёхонько приходят от морского царя посланные — молодых подымать, во дворец к царю звать.

Стучатся в двери:

— Проснитеся, пробудитеся! Вас батюшка зовёт.

— Ещё рано, мы не выспались, — отвечает одна куколка.

Час прошёл, другой прошёл — опять посланный в дверь стучит:

— Не пора-время спать, пора-время вставать!

— Погодите. Вот встанем да оденемся, — отвечает другая куколка.

В третий раз приходят посланные: царь-де морской гневается, зачем они так долго прохлаждаются.

— Сейчас будем, — говорит третья куколка.

Подождали, подождали посланные и давай опять стучаться. Нет отзыва, нет отклика.

Выломали они дверь. Глядят, а в тереме пусто, только куклы по углам сидят. Доложили про то морскому царю. Разгневался он и послал во все концы погоню великую.

А Василиса Премудрая с Иванушкой уже далеко-далеко. Скачут на борзых конях без остановки, без роздыху.

— Ну-ка, муж дорогой, припади к сырой земле да послушай: нет ли погони от морского царя?

Соскочил Иван с коня, припал ухом к земле и говорит:

— Слышу я людскую молвь и конский топ.

— Это за нами гонят! — говорит Василиса Премудрая и оборотила коней зелёным лугом, Ивана — старым пастухом, а сама сделалась кудрявою овечкою.

Наезжает погоня:

— Эй, старичок, не проскакал ли здесь добрый молодец с красной девицей?

— Нет, люди добрые, — отвечает. — Сорок лет пасу я на этом месте — ни одна птица мимо не пролётывала, ни один зверь мимо не прорыскивал.

Воротилась погоня назад:

— Царь-государь, никого мы в пути не наехали. Видели только — пастух овечку пасёт.

Разгневался морской царь, закричал громким голосом:

— Эх вы, недогадливые! Скачите вдогон. Привезите мне овечку, а пастух и сам придёт.

Поскакала погоня царская. А Иван с Василисой Премудрой тоже не мешкают — торопят коней. Полдороги позади лежит, полдороги впереди стелется. Говорит Василиса Премудрая:

— А ну, муж дорогой, припади к земле да послушай: нет ли погони от морского царя?

Слез Иван с коня, припал ухом к земле и говорит:

— Слышу я конский топ и людскую молвь.

— Это за нами гонят! — говорит Василиса Премудрая.

Сама сделалась часовенкой, коней оборотила деревьями, а Иванушку — стареньким попом. Вот наезжает на них погоня:

— Эй, батюшка, не проходил ли мимо пастух с овечкою?

— Нет, люди добрые. Сорок лет я в этой часовне служу — ни одна птица мимо не пролётывала, ни один зверь не прорыскивал.

Повернула погоня назад:

— Царь-государь, не нашли мы пастуха с овечкою! Только в пути и видели, что часовню да попа старого.

Пуще прежнего разгневался морской царь:

— Эх вы, малоумные! Вам бы часовню разломать да сюда привезти, а поп и сам бы пришёл.

Снарядился он, вскочил на коня и поскакал вдогон за Иваном и Василисой Премудрою.

А те уж далеко уехали. Почитай, вся дорога позади лежит. Вот опять говорит Василиса Премудрая:

— Муж дорогой, припади к земле: не слыхать ли погони?

Слез Иван с коня, припал ухом к сырой земле и говорит:

— Дрожит земля от топота конского.

— Это сам царь морской скачет! — говорит Василиса, Премудрая. И сделалась речкою. Коней оборотила речной травой, а Ивана — окунем.

Прискакал морской царь. Поглядел да сразу и узнал, что за речка течёт, что за окунь в воде плещется.

Усмехнулся он и говорит:

— Коли так, будь же ты речкою ровно три года. Летом пересыхай, зимой замерзай, по весне разливайся!

Повернул коня и поскакал обратно в своё подводное царство. Заплакала речка, зажурчала:

— Муж мой любимый, надо нам расстаться! Ступай ты домой, да смотри никому целовать себя не позволяй, кроме отца с матерью. А коли поцелует тебя кто — забудешь меня.

Пришёл Иван домой, а дому не рад. Поцеловался с отцом, с матерью, а больше ни с кем: ни с братом, ни с сестрою, ни с кумом, ни с кумою. Живёт, ни на кого не глядит.

Вот и год прошёл, и два, и третий к концу подходит.

Лёг как-то раз Иванушка спать, а дверь позабыл запереть. Зашла в горницу сестра его меньшая, увидала, что он спит, наклонилась и поцеловала его.

Проснулся Иван — ничего не помнит. Всё забыл. Забыл и Василису Премудрую, словно и в мыслях не бывала. А через месяц просватали Ивана и начали свадьбу готовить.

Вот как стали пироги печь, пошла одна девка по воду, наклонилась к речке — воды зачерпнуть, да так и обмерла. Глядит на неё снизу — глаза в глаза — девица-красавица.

Побежала девка домой, рассказала встречному-поперечному про такое чудо. Прошли все на реку, да только никого не нашли. И речка пропала — не то в землю ушла, не то высохла.

А как вернулись домой, видят: стоит на пороге девица-красавица.

— Я, — говорит, — помогать вам пришла. Свадебные пироги печь буду.

Замесила она тесто круто, слепила двух голубков и посадила в печь:

— Угадай-ка, хозяюшка, что с этими голубками будет?

— А что будет? Съедим их — и всё тут.

— Нет, не угадала.

Открыла девица печь, и вылетели оттуда голубь с голубкою. Сели на оконца и заворковали. Говорит голубка голубку:

— Что ж ты, забыл, как была я овечкою, а ты пастухом?

— Забыл, забыл.

— Что ж ты, забыл, как была я часовенкой, а ты попом?

— Забыл, забыл.

— Что ж ты, забыл, как была я речкою, а ты окуньком?

— Забыл, забыл.

— Коротка же у тебя память, голубок! Забыл ты меня, как Иванушка Василису Премудрую.

Услыхал эти слова Иванушка и всё припомнил. Взял он Василису Премудрую за руки белые и говорит отцу с матерью:

— Вот жена моя верная. А другой мне не надобно.

— Ну, коли есть у тебя жена, так совет вам да любовь!

Новую невесту одарили и домой отпустили.

А Иванушка с Василисою Премудрою стали жить-поживать, добра наживать, лиха избывать.<!—googleon: index—><!—/noindex—>

Сказка про Василису Премудрую | AudioBaby

Жили-дружили мышь с воробьем. Ровно тридцать лет водили дружбу: кто что ни найдёт — все пополам.

Да случилось как-то — нашёл воробей маковое зёрнышко.

«Что тут делить? — думает. — Клюнешь разок — и нет ничего».

Взял да и съел один всё зёрнышко.

Узнала про то мышь и не захотела больше дружить с воробьем.

— Давай, — кричит, — давай, вор-воробей, драться, не на живот, а на смерть! Ты собирай всех птиц, а я соберу всех зверей. Дня не прошло, а уж собралось на поляне войско звериное. Собралось и войско птичье. Начался великий бой, и много пало с обеих сторон.

Куда силён звериный народ! Кого когтем цапнет, — глядишь, и дух вон! Да птицы-то не больно поддаются, бьют всё сверху. Иной бы зверь и ударил и смял птицу — так она сейчас в лёт пойдёт. Смотри на неё, да и только!

В том бою ранили орла. Хотел он подняться ввысь, да силы не хватило. Только и смог взлететь на сосну высокую. Взлетел и уселся на верхушке.

Окончилась битва. Звери по своим берлогам и норам разбрелись. Птицы по гнёздам разлетелись. А он сидит на сосне, избитый, израненный, и думает, как бы назад воротить свою прежнюю силу.

А на ту пору охотник мимо шёл. День-деньской ходил он по лесу, да ничего не выходил. Эхма, — думает, — видно ворочаться мне нынче домой с пустыми руками». Глядь, сидит на дереве орел. Стал охотник под него подходить, ружьецо на него наводить. «Какая ни есть, а всё добыча», — думает. Только прицелился, говорит ему орёл человечьим голосом:

— Не бей меня, добрый человек! Убьёшь, мало будет прибыли. Лучше живьём меня возьми да прокорми три года, три месяца и три дня. А я, как наберусь силушки, да отращу крылышки, добром тебе заплачу.

«Какого добра от орла ждать?» — думает охотник, и прицелился в другой раз.

А раненый орёл опять просит:

— Не бей меня, добрый человек! В некое время я тебе пригожусь.

Не верит охотник и в третий раз ружьё подымает. В третий раз просит его орёл:

— Не бей меня, добрый молодец, а возьми к себе, выходи да вылечи! Не сделал я тебе никакого худа, а за добро добром заплачу.

Сжалился охотник, взял орла и понёс домой.

— Ну, добрый человек, — говорит ему орёл дорогою, — день-деньской ходил ты, да ничего не выходил. Бери теперь свой острый нож и ступай на поляну. Была у нас там битва великая со всяким зверьём, и много мы того зверья побили. Будет и тебе поживишка немалая.

 Пошёл охотник на поляну, а там зверья побитого видимо-невидимо. Куницам да лисицам счёту нет. Отточил он нож на бруске, поснимал звериные шкуры, свёз в город и продал недёшево. На те деньги накупил хлеба в запас и насыпал с верхом три закрома — на три года хватит.

Проходит один год — опустел один закром. Велит орёл охотнику везти его на то самое место, где сосна высокая стоит.

Оседлал охотник коня и привёз орла на то место.

Взвился орёл за тучи и с разлёту ударил грудью в дерево — раскололось дерево надвое.

— Ну, охотник, — говорит орёл, — не собрался я ещё с прежней силою. Корми меня и другой год.

День да ночь — сутки прочь. Другой год миновал, другой закром опустел. Опять привёз охотник орла в лес, к высокой сосне. Взвился орёл за тёмные тучи, разлетелся сверху и ударил грудью в дерево. Раскололось дерево на четыре части.

— Видно, придётся тебе, добрый молодец, ещё годок кормить меня. Не собрался я с прежней силою.

Вот прошло три года, три месяца и три дня. Во всех закромах пусто стало. Говорит орёл охотнику:

— Вези меня опять на то самое место, к высокой сосне.

Послушался охотник, привёз орла к высокой сосне.

Взвился орёл выше прежнего, сильным вихрем ударил сверху в самое большое дерево — и расшиб его в щепки с верхушки до корня. Так весь лес кругом и зашатался.

— Спасибо тебе, добрый молодец! Теперь воротилась ко мне сила прежняя. Бросай-ка ты лошадь да садись на крылья ко мне. Понесу я тебя на свою сторону и расплачусь с тобой за всё добро.

Сел охотник орлу на крылья. Полетел орел на синее море и поднялся высоко-высоко.

— Посмотри, — говорит, — на сине море: велико ли?

— С колесо, — отвечает охотник.

Тряхнул орёл крыльями и сбросил охотника вниз. Дал ему спознать смертный страх и подхватил, не допустя до воды. Подхватил и поднялся с ним ещё выше:

— Посмотри-ка теперь на сине море: велико ли?

— С куриное яйцо, — отвечает охотник.

Тряхнул орёл крыльями и опять сбросил охотника вниз. Над самой водой подхватил его и поднялся вверх ещё повыше прежнего:

— Ну, теперь посмотри на сине море: велико ли?

— С маковое зёрнышко.

В третий раз встряхнул орёл крыльями и сбросил охотника с поднебесья, да опять-таки не допустил до воды, подхватил на крылья и спрашивает:

— Что, добрый молодец, узнал, каков смертный страх?

— Узнал, — говорит охотник. — Я уж думал, конец мой пришёл.

— Вот и я так думал, как ты на меня ружьё наводил. Ну, теперь мы с тобой за зло рассчитались. Давай добром считаться.

Полетели они на берег. Летели-летели, близко ли, далёко ли — видят: середь поля медный столб стоит, как жар горит. Пошёл орёл книзу.

— А ну, охотник, — говорит, — прочитай-ка, что на столбе написано.

Прочитал охотник: «За этим столбом медный город есть — на двадцать пять вёрст вдоль и вширь».

— Ступай в медный город, — говорит орёл.

Сказка про Василису Премудрую читать онлайн

Жили-дружили мышь с воробьем. Ровно тридцать лет водили дружбу: кто что ни найдёт — все пополам.

Да случилось как-то — нашёл воробей маковое зёрнышко.

«Что тут делить? — думает. — Клюнешь разок — и нет ничего».

Взял да и съел один всё зёрнышко.

Узнала про то мышь и не захотела больше дружить с воробьем.

— Давай, — кричит, — давай, вор-воробей, драться, не на живот, а на смерть! Ты собирай всех птиц, а я соберу всех зверей. Дня не прошло, а уж собралось на поляне войско звериное. Собралось и войско птичье. Начался великий бой, и много пало с обеих сторон.

Куда силён звериный народ! Кого когтем цапнет, — глядишь, и дух вон! Да птицы-то не больно поддаются, бьют всё сверху. Иной бы зверь и ударил и смял птицу — так она сейчас в лёт пойдёт. Смотри на неё, да и только!

В том бою ранили орла. Хотел он подняться ввысь, да силы не хватило. Только и смог взлететь на сосну высокую. Взлетел и уселся на верхушке.

Окончилась битва. Звери по своим берлогам и норам разбрелись. Птицы по гнёздам разлетелись. А он сидит на сосне, избитый, израненный, и думает, как бы назад воротить свою прежнюю силу.

А на ту пору охотник мимо шёл. День-деньской ходил он по лесу, да ничего не выходил. Эхма, — думает, — видно ворочаться мне нынче домой с пустыми руками». Глядь, сидит на дереве орел. Стал охотник под него подходить, ружьецо на него наводить. «Какая ни есть, а всё добыча», — думает. Только прицелился, говорит ему орёл человечьим голосом:

— Не бей меня, добрый человек! Убьёшь, мало будет прибыли. Лучше живьём меня возьми да прокорми три года, три месяца и три дня. А я, как наберусь силушки, да отращу крылышки, добром тебе заплачу.

«Какого добра от орла ждать?» — думает охотник, и прицелился в другой раз.

А раненый орёл опять просит:

— Не бей меня, добрый человек! В некое время я тебе пригожусь.

Не верит охотник и в третий раз ружьё подымает. В третий раз просит его орёл:

— Не бей меня, добрый молодец, а возьми к себе, выходи да вылечи! Не сделал я тебе никакого худа, а за добро добром заплачу.

Сжалился охотник, взял орла и понёс домой.

— Ну, добрый человек, — говорит ему орёл дорогою, — день-деньской ходил ты, да ничего не выходил. Бери теперь свой острый нож и ступай на поляну. Была у нас там битва великая со всяким зверьём, и много мы того зверья побили. Будет и тебе поживишка немалая.

Пошёл охотник на поляну, а там зверья побитого видимо-невидимо. Куницам да лисицам счёту нет. Отточил он нож на бруске, поснимал звериные шкуры, свёз в город и продал недёшево. На те деньги накупил хлеба в запас и насыпал с верхом три закрома — на три года хватит.

Проходит один год — опустел один закром. Велит орёл охотнику везти его на то самое место, где сосна высокая стоит.

Оседлал охотник коня и привёз орла на то место.

Взвился орёл за тучи и с разлёту ударил грудью в дерево — раскололось дерево надвое.

— Ну, охотник, — говорит орёл, — не собрался я ещё с прежней силою. Корми меня и другой год.

День да ночь — сутки прочь. Другой год миновал, другой закром опустел. Опять привёз охотник орла в лес, к высокой сосне. Взвился орёл за тёмные тучи, разлетелся сверху и ударил грудью в дерево. Раскололось дерево на четыре части.

— Видно, придётся тебе, добрый молодец, ещё годок кормить меня. Не собрался я с прежней силою.

Вот прошло три года, три месяца и три дня. Во всех закромах пусто стало. Говорит орёл охотнику:

— Вези меня опять на то самое место, к высокой сосне.

Послушался охотник, привёз орла к высокой сосне.

Взвился орёл выше прежнего, сильным вихрем ударил сверху в самое большое дерево — и расшиб его в щепки с верхушки до корня. Так весь лес кругом и зашатался.

— Спасибо тебе, добрый молодец! Теперь воротилась ко мне сила прежняя. Бросай-ка ты лошадь да садись на крылья ко мне. Понесу я тебя на свою сторону и расплачусь с тобой за всё добро.

Сел охотник орлу на крылья. Полетел орел на синее море и поднялся высоко-высоко.

— Посмотри, — говорит, — на сине море: велико ли?

— С колесо, — отвечает охотник.

Тряхнул орёл крыльями и сбросил охотника вниз. Дал ему спознать смертный страх и подхватил, не допустя до воды. Подхватил и поднялся с ним ещё выше:

— Посмотри-ка теперь на сине море: велико ли?

— С куриное яйцо, — отвечает охотник.

Тряхнул орёл крыльями и опять сбросил охотника вниз. Над самой водой подхватил его и поднялся вверх ещё повыше прежнего:

— Ну, теперь посмотри на сине море: велико ли?

— С маковое зёрнышко.

В третий раз встряхнул орёл крыльями и сбросил охотника с поднебесья, да опять-таки не допустил до воды, подхватил на крылья и спрашивает:

— Что, добрый молодец, узнал, каков смертный страх?

— Узнал, — говорит охотник. — Я уж думал, конец мой пришёл.

— Вот и я так думал, как ты на меня ружьё наводил. Ну, теперь мы с тобой за зло рассчитались. Давай добром считаться.

Полетели они на берег. Летели-летели, близко ли, далёко ли — видят: середь поля медный столб стоит, как жар горит. Пошёл орёл книзу.

— А ну, охотник, — говорит, — прочитай-ка, что на столбе написано.

Прочитал охотник: «За этим столбом медный город есть — на двадцать пять вёрст вдоль и вширь».

— Ступай в медный город, — говорит орёл. — Тут живёт сестра моя старшая. Кланяйся ей и проси у неё медный ларчик с медными ключиками. А другого ничего не бери — ни злата, ни серебра, ни каменья самоцветного.

Пошёл охотник в медный город к царице Медянице, Орловой сестрице.

— Здравствуй, государыня! Братец твой поклон тебе посылает.

— Да откуда ж ты братца моего знаешь?

— Так и так… Кормил я его, больного, раненого, целых три года, три месяца и три дня.

— Спасибо, добрый человек. Вот же тебе злато, серебро, каменье самоцветное. Бери сколько душе угодно.

Ничего не берёт охотник, только просит у царицы медный ларчик с медными ключиками.

— Нет, голубчик! Не тот сапог да не на ту ногу надеваешь. Дорого стоит мой ларчик.

— А дорого, так мне ничего не надобно.

Поклонился охотник, вышел за городские ворота и рассказал орлу всё как есть.

Рассердился орел, подхватил охотника и полетел дальше. Летит — шумит по поднебесью.

— А ну посмотри, добрый молодец, что позади и что впереди деется?

Посмотрел охотник и говорит:

— Позади пожар горит, впереди цветы цветут.

— То медный город горит, а цветы цветут в серебряном.

Опустился орёл середь поля у серебряного столба. Велит охотнику надпись читать. Прочитал охотник: «За этим столбом стоит город серебряный — на пятьдесят вёрст вдоль и вширь».

— Здесь живёт моя средняя сестра, — говорит орёл. — Проси у неё серебряный ларчик с серебряными ключиками. Пошёл охотник в город прямо к царице, Орловой сестрице. Рассказал ей, как жил у него три года, три месяца и три дня братец её, недужный, раненый, как холил он его, поил, кормил, в силу приводил. И попросил за всё за это серебряный ларчик и серебряные ключики.

— Нет, — говорит царица, — не тот кусок хватаешь: не ровён час — подавишься. Бери сколько хочешь злата, серебра, каменья самоцветного, а ларчик мой дорого стоит.

Ушёл охотник из серебряного города и рассказал орлу всё как есть.

Рассердился орёл, подхватил охотника на крылья широкие и полетел с ним прочь.

Опять летит по поднебесью:

— А ну-ка, добрый молодец, что позади и что впереди?

— Позади пожар горит, впереди цветы цветут.

— То горит серебряный город, а цветы цветут в золотом.

Опустился орёл середь поля, у золотого столба. Велит охотнику надпись читать.

Прочитал охотник: «За этим столбом золотой город стоит — на сто вёрст вширь и вдоль».

— Ступай туда, — говорит орёл. — В этом городе живёт моя меньшая сестра. Проси у неё золотой ларчик с золотыми ключиками.

Пошёл охотник прямо к царице, Орловой сестрице. Рассказал, что знал, и попросил золотой ларчик с золотыми ключиками.

Послушала его царица, подумала, головой покачала.

— Дорог мой ларчик, — говорит, — а брат дороже.

Пошла и принесла охотнику золотой ларчик с золотыми ключиками.

Взял охотник дорогой подарок, поклонился царице и вышел за городские ворота.

Увидал орёл, что дружок его не с пустыми руками идёт, и говорит:

— Ну, братец, ступай теперь домой да смотри, не отпирай ларчика, пока до своего двора не дойдёшь.

Сказал и улетел.

Пошёл охотник домой. Долго ли, коротко ли — подошёл он к синему морю. Захотелось ему отдохнуть. Сел он на бережок, на жёлтый песок, а ларчик рядом поставил. Смотрел, смотрел — не вытерпел и отомкнул. Только отпер — откуда ни возьмись, раскинулся перед ним золотой дворец, весь изукрашенный. «Появились слуги многие: «Что угодно? Чего надобно?» Охотник наелся, напился, и спать повалился.

Вот и утро настало. Надо охотнику дальше идти. Да не тут-то было! Как собрать дворец в ларчик по-прежнему? Думал он, думал, ничего не придумал. Сидит на берегу, горюет. Вдруг видит, поднимается из воды человек: борода — по пояс, волоса — до пят. Стал на воде и говорит:

— О чём горюешь, добрый молодец?

— Ещё бы не горевать! — отвечает охотник. — Как мне собрать большой дворец в малый ларец?

— Пожалуй, помогу я твоему горю, соберу тебе дворец в малый ларец, только с уговором: отдай мне, чего дома не знаешь.

Призадумался охотник: «Чего бы это я дома не знал? Кажись, всё знаю». Взял да и согласился.

— Собери, — говорит, — сделай милость. Отдам тебе, чего дома не знаю.

Только вымолвил слово, а уж золотого дворца нет как не бывало. Стоит охотник на берегу один-одинёшенек, а возле него золотой ларчик с золотыми ключиками.

Поднял он свой ларчик и пустился в дорогу.

Долго ли, коротко ли — воротился в родной край. Заходит в избу, а жена несёт ему младенца, что без него родился.

«Так вот, — думает охотник, — чего я дома не знал!» И крепко приуныл, пригорюнился.

— Свет ты мой, — жена говорит, — скажи, о чём горьки слёзы ронишь?

— От радости, — отвечает.

Побоялся сказать ей правду, что рано ли, поздно ли, а придётся сына невесть кому отдавать. После того вышел во двор, открыл свой ларчик золотой — раскинулся перед ним большой дворец, хитро изукрашенный. Появились слуги многие. Расцвели сады, разлились пруды. В садах птички поют, в прудах рыбки плещутся. И стал он с женою да сыном жить-поживать, добро наживать.

Прошло лет с десяток, и поболе того. Растёт сынок у охотника, как тесто на опаре всходит, — не по дням, а по часам. И вырос большой: умён, пригож, молодец молодцом.

Вот как-то раз пошёл отец по саду погулять. Гулял он, гулял и вышел к реке.

В то самое время поднялся из воды прежний человек: борода — по пояс, волоса — до пят. Стал на воде и говорит:

— Что ж ты, обещать скор и забывать скор? Припомни-ка, ведь ты должен мне.

Воротился охотник домой темней тучи и говорит жене:

— Сколько ни держать нам при себе нашего Иванушку, а надобно отдать. Дело неминучее. Взял он сына, вывел за околицу и оставил одного.

Огляделся Иванушка кругом, увидал тропинку и пошёл по ней — авось куда и приведёт. И привела его тропинка в дремучий лес. Пусто кругом, не видать души человеческой. Только стоит избушка одна-одинёшенька, на курьей ножке, об одном окошке, со крутым крыльцом. Стоит, сама собой повёртывается.

— Избушка, избушка, — говорит Иван, — стань к лесу задом, ко мне передом.

Послушалась избушка, повернулась, как сказано, — к лесу задом, к нему передом.

Поднялся Иванушка на крутое крыльцо, отворил дверь скрипучую. Видит: сидит в избушке Баба-яга, костяная нога. Сидит она в ступе, в заячьем тулупе. Поглядела на Иванушку и говорит:

— Здравствуй, добрый молодец. Откуда идёшь, куда путь держишь? Дело пытаешь али от дела лытаешь?

— Эх, бабушка! Напои, накорми да потом и расспроси.

Она его напоила, накормила, и рассказал ей Иванушка про всё без утайки.

— Плохо твоё дело, добрый молодец, — говорит Баба-яга. — Отдал тебя отец водяному царю. А царь водяной крепко гневается, что долго ты к нему не показывался. Ладно ещё, что по пути ты ко мне зашёл, а то бы тебе и живому не бывать. Да уж так и быть — слушай, научу тебя. Ступай-ка ты дале по той же тропочке, что ко мне привела, через леса, через овраги, через крутые горы. Под конец дойдёшь до двоих ворот. Справа — ворота и слева — ворота. Не ходи в те, что на засов заперты, иди в те, что на замок замкнуты. Постучи три раза, и ворота сами отворятся. За воротами — сад-виноград, а в саду — пруд-изумруд, а в пруду двенадцать сестёр купаются. Обратились они серыми уточками, ныряют, плещутся, а платья их на берегу лежат. Одиннадцать вместе, а двенадцатое — особо, в сторонке. Возьми ты это платьице и спрячься. Вот выйдут из воды сестрицы, оденутся, да и прочь пойдут. Одиннадцать-то пойдут, а двенадцатая станет плакать, одёжу свою искать. Не найдёт и скажет: «Отзовись! Кто моё платье взял, тому дочкой покорной буду!» А ты молчи. Она опять скажет: «Кто моё платье взял, тому сестрицей ласковой буду!» Ты всё молчи. Тогда она скажет: «Кто моё платье взял, тому женою верною буду!» Как услышишь такие слова, отзовись и отдай ей платье. А что дале будет, про то не скажу. Сам узнаешь и мне расскажешь…

Поклонился Иван Бабе-яге, попрощался с ней и пошёл по тропинке. Долго ли, коротко ли, вёдром ли, погодкой ли — дошёл до двоих ворот. Отворились перед ним ворота, и увидел он сад-виноград, а в саду — пруд-изумруд, а в пруду серые уточки купаются. По сказанному, как по писаному!

Подкрался Иванушка и унёс то платьице, что в сторонке лежало. Унёс и схоронился за деревом.

Вышли уточки из воды, обратились девицами — одна другой краше. А младшая, двенадцатая, всех лучше, всех пригожее. Оделись одиннадцать сестёр и прочь пошли. А младшая на берегу осталась, ищет платье своё, плачет — не может найти. Вот и говорит она:

— Скажись, отзовись, кто моё платье взял! Буду тебе дочкой покорною!

Не отзывается Иван.

— Буду тебе сестрицей ласковой!

Молчит Иван.

— Буду тебе женой верною!

Тут вышел Иван из-за дерева:

— Бери своё платье, красна девица.

Взяла она платье, а Иванушке дала золотое колечко обручальное.

— Ну скажи мне теперь, добрый молодец, как тебя по имени звать и куда ты путь держишь?

— Родители Иваном звали, а путь держу к царю морскому — хозяину водяному.

— Вот ты кто! Что ж долго не приходил? Батюшка мой, хозяин водяной, крепко на тебя гневается. Ну, ступай по этой дороге — приведёт она тебя в подводное царство. Там и меня найдёшь. Я ведь подводного царя дочка — Василиса Премудрая.

Обернулась она опять уточкой и улетела от Ивана. А Иван пошёл в подводное царство.

Приходит — смотрит: и там свет такой, как у нас; и там поля и луга, и рощи зелёные, и солнышко греет, и месяц светит. Призвали его к морскому царю. Закричал морской царь:

— Что так долго не бывал? Не за твою вину, а за отцовский грех вот тебе служба невеликая: есть у меня пустошь на тридцать вёрст вдоль и поперёк, одни рвы, буераки да каменье острое. Чтобы к завтрему было там, как ладонь, гладко, и была рожь посеяна, и выросла за ночь так высока и густа, чтобы галка схорониться могла. Сделаешь — награжу, не сделаешь — голова с плеч!

Закручинился Иванушка, идёт от царя невесел, ниже плеч голову повесил.

Увидала его из терема высокого Василиса Премудрая и спрашивает:

— О чём, Иванушка, кручинишься?

Отвечает ей Иван:

— Как не кручиниться! Приказал мне твой батюшка за одну ночь сровнять рвы, буераки и каменье острое, а пустошь рожью засеять, и чтобы к утру та рожь выросла и могла в ней галка спрятаться.

— Это ещё не беда — беда впереди будет! Ложись-ка спать. Утро вечера мудренее.

Послушался Иван, лёг спать. А Василиса Премудрая вышла на крылечко и крикнула громким голосом:

— Гей вы, слуги мои верные! Ровняйте рвы глубокие, сносите каменье острое, засевайте поле рожью отборною, чтобы к утру поспело!

Проснулся на заре Иванушка, глянул — всё готово. Нет ни рвов, ни буераков. Стоит поле, как ладонь, гладкое, и колышется на нём рожь, да такая густая и высокая, что галка схоронится.

Пошёл к морскому царю с докладом.

— Ну, спасибо тебе, — говорит морской царь. — Сумел ты мне службу сослужить. Вот тебе и другая работа: есть у меня триста скирдов, в каждом скирду — по триста копен, всё пшеница белоярая. Обмолоти ты мне к завтрему всю пшеницу чисто-начисто до единого зёрнышка. А скирдов не ломай и снопов не разбивай. Коли не сделаешь — голова с плеч долой!

Пуще прежнего закручинился Иван. Идёт по двору невесел, ниже плеч голову повесил.

— О чём горюешь, Иванушка? — спрашивает его Василиса Премудрая.

Рассказал ей Иван про новую свою беду.

— Это ещё не беда — беда впереди будет. Ложись-ка спать. Утро вечера мудренее.

Лёг Иван. А Василиса Премудрая вышла на крылечко и закричала громким голосом:

— Гей вы, муравьи ползучие! Сколько вас на белом свете ни есть — все ползите сюда и повыберите зерно из батюшкиных скирдов чисто-начисто до единого зёрнышка.

Поутру зовёт к себе Ивана морской царь:

— Сослужил службу, сынок?

— Сослужил, царь-государь.

— Пойдём поглядим.

Пришли на гумно — все скирды стоят нетронуты. Пришли в житницы — все закрома зерном полнёхоньки.

— Ну, спасибо, брат, — говорит морской царь. — Сослужил ты мне и другую службу. Вот же тебе и третья — это уж будет последняя: построй мне за ночь церковь из воску чистого, чтобы к утренней заре готова была. Сделаешь — выбирай любую из дочек моих, сам в эту церковь венчаться пойдёшь. Не сделаешь — голову долой!

Опять идёт Иван по двору и слезами умывается.

— О чём горюешь, Иванушка? — спрашивает его Василиса Премудрая.

— Как не горевать! Приказал мне твой батюшка за одну ночь построить церковь из воску чистого.

— Ну, это ещё не беда — беда впереди будет. Ложись-ка спать. Утро вечера мудренее.

Послушался Иван, лёг спать, а Василиса Премудрая вышла на крыльцо и закричала громким голосом:

— Гей вы, пчёлы работящие! Сколько вас на белом свете ни есть — все летите сюда! Слепите мне из воску чистого церковь высокую, чтобы к утренней заре готова была, чтобы к полудню мне в ту церковь венчаться идти.

Поутру встал морской царь, глянул в окошко — стоит церковь из воску чистого, так и светится на солнышке.

— Ну, спасибо тебе, добрый молодец! Каких слуг у меня ни было, а никто не сумел лучше тебя угодить. Есть у меня двенадцать дочерей — выбирай себе в невесты любую. Угадаешь до трёх раз одну и ту же девицу, будет она тебе женой верною. Не угадаешь — голову с плеч!

«Ну, это дело не трудное», — думает Иванушка. Идёт от царя, сам усмехается.

Увидела его Василиса Премудрая, расспросила про всё и говорит:

— Уж больно ты прост, Иванушка! Задача тебе дана не лёгкая. Обернёт нас батюшка кобылицами и заставит тебя невесту выбирать. Ты смотри — примечай: на моей уздечке одна блёсточка потускнеет. Потом выпустит он нас голубицами. Сестры будут тихохонько гречиху клевать, а я нет-нет да взмахну крылышком. В третий раз выведет он нас девицами — одна в одну и красой и статью, и волосом и голосом. Я нарочно платочком махну. По тому меня и узнавай.

Как сказано, вывел морской царь двенадцать кобылиц — одну в одну — и поставил в ряд.

— Любую выбирай!

Поглядел Иван зорко, видит: на одной уздечке блёсточка потускнела. Схватил за ту уздечку и говорит:

— Вот моя невеста!

— Дурную берёшь! Можно и получше выбрать.

— Ничего, мне и эта хороша.

— Выбирай в другой раз.

Выпустил царь двенадцать голубиц — перо в перо — и насыпал им гречихи.

Приметил Иван, что одна голубка всё крылышком потряхивает, и хвать её за крыло:

— Вот моя невеста!

— Не тот кус хватаешь — скоро подавишься. Выбирай в третий раз!

Вывел царь двенадцать девиц — одна в одну и красой и статью, и волосом и голосом. Нипочём бы не узнать, да одна из них платочком махнула. Схватил её Иван за руку:

— Вот моя невеста!

— Ну, братец, — говорит морской царь, — я хитёр, а ты ещё похитрей меня, — и отдал за него Василису Премудрую замуж.

Ни много, ни мало прошло времени — стосковался Иван по своим родителям, захотелось ему на святую Русь.

— Что не весел, муж дорогой? — спрашивает Василиса Премудрая.

— Ах, жена моя любимая, видел я во сне отца с матерью, дом родной, сад большой, а по саду детки бегают. Может, то братья мои да сестры милые, а я их наяву и не видывал.

Опустила голову Василиса Премудрая:

— Вот когда беда пришла! Если уйдём мы, будет за нами погоня великая. Сильно разгневается морской царь, лютой смерти нас предаст. Да делать нечего, надо ухитряться.

Смастерила она трёх куколок, посадила по углам в горнице, а дверь заперла крепко-накрепко. И побежали они с Иванушкой на святую Русь.

Вот утром ранёхонько приходят от морского царя посланные — молодых подымать, во дворец к царю звать.

Стучатся в двери:

— Проснитеся, пробудитеся! Вас батюшка зовёт.

— Ещё рано, мы не выспались, — отвечает одна куколка.

Час прошёл, другой прошёл — опять посланный в дверь стучит:

— Не пора-время спать, пора-время вставать!

— Погодите. Вот встанем да оденемся, — отвечает другая куколка.

В третий раз приходят посланные: царь-де морской гневается, зачем они так долго прохлаждаются.

— Сейчас будем, — говорит третья куколка.

Подождали, подождали посланные и давай опять стучаться. Нет отзыва, нет отклика.

Выломали они дверь. Глядят, а в тереме пусто, только куклы по углам сидят. Доложили про то морскому царю. Разгневался он и послал во все концы погоню великую.

А Василиса Премудрая с Иванушкой уже далеко-далеко. Скачут на борзых конях без остановки, без роздыху.

— Ну-ка, муж дорогой, припади к сырой земле да послушай: нет ли погони от морского царя?

Соскочил Иван с коня, припал ухом к земле и говорит:

— Слышу я людскую молвь и конский топ.

— Это за нами гонят! — говорит Василиса Премудрая и оборотила коней зелёным лугом, Ивана — старым пастухом, а сама сделалась кудрявою овечкою.

Наезжает погоня:

— Эй, старичок, не проскакал ли здесь добрый молодец с красной девицей?

— Нет, люди добрые, — отвечает. — Сорок лет пасу я на этом месте — ни одна птица мимо не пролётывала, ни один зверь мимо не прорыскивал.

Воротилась погоня назад:

— Царь-государь, никого мы в пути не наехали. Видели только — пастух овечку пасёт.

Разгневался морской царь, закричал громким голосом:

— Эх вы, недогадливые! Скачите вдогон. Привезите мне овечку, а пастух и сам придёт.

Поскакала погоня царская. А Иван с Василисой Премудрой тоже не мешкают — торопят коней. Полдороги позади лежит, полдороги впереди стелется. Говорит Василиса Премудрая:

— А ну, муж дорогой, припади к земле да послушай: нет ли погони от морского царя?

Слез Иван с коня, припал ухом к земле и говорит:

— Слышу я конский топ и людскую молвь.

— Это за нами гонят! — говорит Василиса Премудрая.

Сама сделалась часовенкой, коней оборотила деревьями, а Иванушку — стареньким попом. Вот наезжает на них погоня:

— Эй, батюшка, не проходил ли мимо пастух с овечкою?

— Нет, люди добрые. Сорок лет я в этой часовне служу — ни одна птица мимо не пролётывала, ни один зверь не прорыскивал.

Повернула погоня назад:

— Царь-государь, не нашли мы пастуха с овечкою! Только в пути и видели, что часовню да попа старого.

Пуще прежнего разгневался морской царь:

— Эх вы, малоумные! Вам бы часовню разломать да сюда привезти, а поп и сам бы пришёл.

Снарядился он, вскочил на коня и поскакал вдогон за Иваном и Василисой Премудрою.

А те уж далеко уехали. Почитай, вся дорога позади лежит. Вот опять говорит Василиса Премудрая:

— Муж дорогой, припади к земле: не слыхать ли погони?

Слез Иван с коня, припал ухом к сырой земле и говорит:

— Дрожит земля от топота конского.

— Это сам царь морской скачет! — говорит Василиса, Премудрая. И сделалась речкою. Коней оборотила речной травой, а Ивана — окунем.

Прискакал морской царь. Поглядел да сразу и узнал, что за речка течёт, что за окунь в воде плещется.

Усмехнулся он и говорит:

— Коли так, будь же ты речкою ровно три года. Летом пересыхай, зимой замерзай, по весне разливайся!

Повернул коня и поскакал обратно в своё подводное царство. Заплакала речка, зажурчала:

— Муж мой любимый, надо нам расстаться! Ступай ты домой, да смотри никому целовать себя не позволяй, кроме отца с матерью. А коли поцелует тебя кто — забудешь меня.

Пришёл Иван домой, а дому не рад. Поцеловался с отцом, с матерью, а больше ни с кем: ни с братом, ни с сестрою, ни с кумом, ни с кумою. Живёт, ни на кого не глядит.

Вот и год прошёл, и два, и третий к концу подходит.

Лёг как-то раз Иванушка спать, а дверь позабыл запереть. Зашла в горницу сестра его меньшая, увидала, что он спит, наклонилась и поцеловала его.

Проснулся Иван — ничего не помнит. Всё забыл. Забыл и Василису Премудрую, словно и в мыслях не бывала. А через месяц просватали Ивана и начали свадьбу готовить.

Вот как стали пироги печь, пошла одна девка по воду, наклонилась к речке — воды зачерпнуть, да так и обмерла. Глядит на неё снизу — глаза в глаза — девица-красавица.

Побежала девка домой, рассказала встречному-поперечному про такое чудо. Прошли все на реку, да только никого не нашли. И речка пропала — не то в землю ушла, не то высохла.

А как вернулись домой, видят: стоит на пороге девица-красавица.

— Я, — говорит, — помогать вам пришла. Свадебные пироги печь буду.

Замесила она тесто круто, слепила двух голубков и посадила в печь:

— Угадай-ка, хозяюшка, что с этими голубками будет?

— А что будет? Съедим их — и всё тут.

— Нет, не угадала.

Открыла девица печь, и вылетели оттуда голубь с голубкою. Сели на оконца и заворковали. Говорит голубка голубку:

— Что ж ты, забыл, как была я овечкою, а ты пастухом?

— Забыл, забыл.

— Что ж ты, забыл, как была я часовенкой, а ты попом?

— Забыл, забыл.

— Что ж ты, забыл, как была я речкою, а ты окуньком?

— Забыл, забыл.

— Коротка же у тебя память, голубок! Забыл ты меня, как Иванушка Василису Премудрую.

Услыхал эти слова Иванушка и всё припомнил. Взял он Василису Премудрую за руки белые и говорит отцу с матерью:

— Вот жена моя верная. А другой мне не надобно.

— Ну, коли есть у тебя жена, так совет вам да любовь!

Новую невесту одарили и домой отпустили.

А Иванушка с Василисою Премудрою стали жить-поживать, добра наживать, лиха избывать.

Теги:
баба яга
волшебная
про людей
про царя

Категории: Русские,