Рисунок финист ясный сокол для детей: Финист ясный сокол рисунок — 77 фото
Финист ясный сокол рисунок — 77 фото
Финист — Ясный Сокол
Финист Ясный Сокол Марьюшка
Финистер Ясный Сокол сказка
Финист Ясный Сокол птица
Финист Ясный Сокол картина
Финист-Ясный Сокол: сказки
Русская народная сказка Финист Ясный Сокол
Финист птица
Финист — Ясный Сокол
Максим Кулешов Перун
Финист-Ясный Сокол: сказки
Финист — Ясный Сокол
Финист Ясный Сокол Анна Королькова
Перышко Финиста ясного Сокола перо
Птица арт
Станислав Ковалев иллюстрации Финист Ясный Сокол
Фенист Ясный Сокол рисунок
Русская народная сказка Финист Ясный Сокол
Финист Сокол
Финист Сокол у славян
Раскраска антистресс Хищные птицы
Феникс Ясный Сокол
Сокол карандашом
Финист Ясный Сокол обложка
Финист-Ясный Сокол: сказки
Орел раскраска для детей
Станислав Ковалев художник Финист
Перо Финиста ясна Сокола сказка
Сокол из сказки Финист Ясный Сокол
Финист Ясный Сокол раскраска для детей
Финист Ясный Сокол Постер
Финистер Ясный Сокол сказка
Ястреб-тетеревятник
Перо Финиста ясна Сокола сказка
Иван Билибин Марья Моревна
Рисунок к сказке Финист Ясный Сокол
Автор сказки Финист Ясный Сокол
Перышко Финиста ясна Сокола
Сапсан Фенист Ясный Сокол
Диафильм Финист Ясный Сокол
Андрей Платонов Финист Ясный Сокол
Билибин Финист
Финист Ясный Сокол Автор
Сокол раскраска для детей
Русские народные сказки Финист Ясный Сокол
Финист Ясный Сокол раскраска
Пёрышко Финиста ясна
Финист Ясный Сокол книга
Перышко Финиста ясна Сокола русская народная сказка
Раскраска к сказке Финист Ясный Сокол
Русские народные сказки Финист Ясный Сокол
Финист Ясный Сокол раскраска для детей
Перышко Финиста ясна Сокола
Перо Финиста ясна Сокола сказка
Ястреб раскраска для детей
Финист Ясный Сокол книга
Сериал дружина Финист
Сокол Рюрика тату
Иллюстрации Ивана Яковлевича Билибина
Финист — Ясный Сокол
Финист Ясный Сокол иллюстрации
Диафильм Финист Ясный Сокол
Русские народные сказки Финист Ясный Сокол
Рисунок к сказке Финист Ясный Сокол 3 класс
Феникс Ясный Сокол книга
Диафильм перышко Финиста ясна Сокола
Финист — Ясный Сокол
Перышко Финиста ясна Сокола золотое Веретенце
Билибин Финист
Финист Сокол
Сказка пёрышко Финиста
А Н Королькова сказки
Иван Билибин иллюстрации к сказке об Иван царевиче
Перышко Финиста ясна Сокола
Русские народные сказки Ясный Сокол
Волшебные предметы в сказке пёрышко Финиста ясна Сокола
русская народная сказка читать онлайн
Слушать сказку
Информация для родителей: Финист — ясный сокол это одна из лучших, волшебных русских народных сказок. Она расскажет детям о девушке Марьюшке, которая познакомилась с Финистом — добрым молодцем. Но из-за предательства сестёр, Финист улетел к злой колдунье. Чтобы спасти любимого, девушке придётся преодолеть много трудностей. Она повстречается с Бабой Ягой и её сёстрами. Они наградят Марьюшку волшебными подарками за её доброту и искренность. Именно они помогут девушке освободить Финиста от чар. Сказку интересно будет послушать детям от 5 до 8 лет перед сном.
Жил да был крестьянин. Умерла у него жена и остались три дочки. Хотел старик нанять работницу в хозяйстве помогать, но меньшая дочь, Марьюшка, сказала:
— Не надо, батюшка, нанимать работницу, сама я буду хозяйство вести.
Ладно. Стала дочка Марьюшка хозяйство вести. Всё-то она умеет, всё-то у неё ладится. Любил отец Марьюшку: рад был, что такая умная да работящая дочка растёт. И из себя-то Марьюшка красавица писаная. А сёстры её завидущие да жаднющие, из себя некрасивые, а модницы — перемодницы — весь день сидят да белятся, да румянятся, да в обновки наряжаются, и платья им — не платья, сапожки — не сапожки, платок — не платок.
Поехал отец на базар и спрашивает дочек:
— Что вам, дочки, купить, чем порадовать?
— Купи по полушалку, да такому, чтоб цветы покрупнее, золотом расписанные.
А Марьюшка стоит да молчит. Спрашивает её отец:
— А что тебе, доченька, купить?
— А мне, батюшка, купи пёрышко Финиста — ясна сокола.
Приезжает отец, привозит дочкам полушалки, а пёрышка не нашёл. Поехал отец в другой раз на базар.
— Ну, — говорит, — дочки, заказывайте подарки.
— Купи нам по сапожкам с серебряными подковками.
А Марьюшка опять заказывает;
— Купи мне, батюшка, пёрышко Финиста — ясна сокола.
Ходил отец весь день, сапожки купил, а пёрышка не нашёл. Приехал без пёрышка. Ладно. Поехал старик в третий раз на базар, а старшая и средняя дочки говорят:
— Купи-ка ты нам по пальто.
А Марьюшка опять просит:
— А мне батюшка, купи пёрышко Финиста — ясна сокола.
Ходил отец весь день, а пёрышка не нашёл. Выехал из города, а навстречу старенький старичок:
— Здорово, дедушка!
— Здравствуй, милый! Куда путь-дорогу держишь?
— К себе, дедушка, в деревню. Да вот горе у меня: меньшая дочка наказывала купить пёрышко Финиста — ясна сокола, а я не нашёл.
— Есть у меня такое пёрышко, да оно заветное, но для доброго человека, куда ни шло, отдам.
Вынул дедушка пёрышко и подаёт, а оно самое обыкновенное. Едет крестьянин и думает: «Что в нём Марьюшка нашла хорошего?»
Привёз старик подарки дочкам, старшая и средняя наряжаются, да над Марьюшкой смеются:
— Как была ты дурочка, так и есть. Нацепи своё пёрышко в волосы да красуйся!
Промолчала Марьюшка, отошла в сторону, а когда все спать полегли, бросила Марьюшка пёрышко на пол и проговорила:
— Любезный Финист — ясный сокол, явись ко мне, жданный мой жених!
И явился ей молодец красоты неописанной. К утру молодец ударился об пол и сделался соколом. Отворила ему Марьюшка окно, и улетел сокол к синему небу.
Три дня Марьюшка привечала к себе молодца: днём он летает соколом по синему поднебесью, а к ночи прилетает к Марьюшке и делается добрым молодцем.
На четвёртый день сёстры злые заметили и наговорили отцу на сестру.
— Дочки мои милые, — говорит отец, — смотрите лучше за собой!
«Ладно, — думают сестры, — посмотрим, как будет дальше».
Натыкали они в раму острых ножей, а сами притаились, смотрят. Вот летит ясный сокол. Долетел до окна и не может попасть в комнату Марьюшки. Бился, бился, всю грудь изрезал, а Марьюшка спит и не слышит. И сказал тогда сокол:
— Кому я нужен, тот меня найдёт. Но это будет нелегко. Тогда меня найдёшь, когда трое башмаков железных износишь, трое посохов железных изломаешь, трое колпаков железных порвёшь.
Услышала это Марьюшка, вскочила с кровати, посмотрела в окно, а сокола нет, и только кровавый след на окне остался. Заплакала Марьюшка горькими слезами, смыла слёзками кровавый след и стала ещё краше. Пошла она к отцу и проговорила:
— Не брани меня, батюшка, отпусти в путь-дорогу дальнюю. Жива буду — свидимся, умру — так, знать, на роду написано.
Жалко было отцу отпускать любимую дочку, но отпустил. Заказала Марьюшка трое башмаков железных, трое посохов железных, трое колпаков железных и отправилась в путь-дорогу дальнюю, искать желанного Финиста — ясна сокола. Шла она чистым полем, шла тёмным лесом, высокими горами. Птички весёлыми песнями ей сердце радовали, ручейки лицо белое умывали, леса тёмные привечали. И никто не мог Марьюшку тронуть: волки серые, медведи, лисицы — все звери к ней сбегались. Износила она башмаки железные, посох железный изломала и колпак железный порвала. И вот выходит Марьюшка на поляну и видит: стоит избушка на курьих ножках — вертится. Говорит Марьюшка:— Избушка, избушка, встань к лесу задом, ко мне передом! Мне в тебя лезть, хлеба есть.
Повернулась избушка к лесу задом, а к Марьюшке передом. Зашла Марьюшка в избушку и видит: сидит там Баба Яга — костяная нога, ноги из угла в угол, губы на грядке, а нос к потолку прирос.
— Тьфу, тьфу, русским духом пахнет! Красная девушка, дело пытаешь аль от дела лытаешь?
— Ищу, бабушка, Финиста—ясна сокола.
— Ох, красавица, трудно тебе будет его искать! Твой ясный сокол за тридевять земель, в тридевятом государстве. Опоила его зельем царица-волшебница и женила на себе. Но я тебе помогу. Вот тебе серебряное блюдечко и золотое яичко. Когда придёшь в тридевятое царство, наймись работницей к царице. Покончишь работу — бери блюдечко, клади золотое яичко, само будет кататься. Станут покупать — не продавай. Просись Финиста — ясна сокола повидать.
Поблагодарила Марьюшка Бабу ягу и пошла. Потемнел лес, страшно стало Марьюшке, боится и шагнуть, а навстречу кот. Прыгнул к Марьюшке и замурлыкал:
— Не бойся, Марьюшка, иди вперёд. Будет ещё страшнее, а ты иди и иди, не оглядывайся.
Потёрся кот спинкой и был таков, а Марьюшка пошла дальше. А лес стал ещё темней.
Шла Марьюшка, шла, сапоги железные износила, посох поломала, колпак порвала и пришла к избушке на курьих ножках. Вокруг тын, на кольях черепа, и каждый череп огнём горит.
— Избушка, избушка, встань к лесу задом, ко мне передом! Мне в тебя лезть, хлеба есть.
Повернулась избушка к лесу задом, а к Марьюшке передом. Зашла Марьюшка в избушку и видит: сидит там Баба Яга — костяная нога, ноги из угла в угол, губы на грядке, а нос к потолку прирос.
Увидела Баба Яга Марьюшку и зашумела:
— Тьфу, тьфу, русским духом пахнет! Красная девушка, дело пытаешь аль от дела лытаешь?
— Ищу, бабушка, Финиста — ясна сокола.
— А у моей сестры была?
— Была, бабушка.
— Ладно, красавица, помогу тебе. Бери серебряные пяльцы, золотую иголочку. Иголочка сама будет вышивать серебром и золотом по малиновому бархату. Будут покупать — не продавай. Просись Финиста — ясна сокола повидать.
— Ав, ав, Марьюшка, не бойся, родная, иди. Будет ещё страшнее, не оглядывайся.
Сказала и была такова. Пошла Марьюшка, а лес стал ещё темнее стал. За ноги её цепляет, за рукава хватает… Идёт Марьюшка, идёт и назад не оглянется. Долго ли, коротко ли шла — башмаки железные износила, посох железный поломала, колпак железный порвала. Вышла на полянку, а на полянке избушка на курьих ножках, вокруг тын, а на кольях лошадиные черепа, каждый череп огнём горит.
— Избушка, избушка, встань к лесу задом, ко мне передом!
Повернулась избушка к лесу задом, а к Марьюшке передом. Зашла Марьюшка в избушку и видит: сидит там Баба Яга — костяная нога, ноги из угла в угол, губы на грядке, а нос к потолку прирос. Увидела Баба Яга Марьюшку, зашумела:
— Тьфу, тьфу, русским духом пахнет! Красная девушка, дело пытаешь, аль от дела пытаешь?
— Ищу, бабушка, Финиста — ясна сокола.
— Трудно, красавица, тебе будет его искать, да я помогу. Вот тебе серебряное донце, золотое веретенце. Бери в руки, само прясть будет, потянется нитка не простая, а золотая.
— Спасибо тебе, бабушка.
— Ладно, спасибо после скажешь, а теперь слушай, что тебе накажу: будут золотое веретенце покупать — не продавай, а просись Финиста — ясна сокола повидать.
Поблагодарила Марьюшка Бабу ягу и пошла, а лес зашумел, загудел: поднялся свист, совы закружились, мыши из нор повылезли, да все на Марьюшку. И видит Марьюшка — бежит навстречу серый волк. Говорит серый волк Марьюшке:
— Не горюй, — говорит он, — а садись на меня и не оглядывайся.
Села Марьюшка на серого волка, и только её и видели. Впереди степи широкие, луга бархатные, реки медовые, берега кисельные, горы в облака упираются. А Марьюшка всё скачет и скачет. И вот перед Марьюшкой хрустальный терем. Крыльцо резное, оконца узорчатые, а в оконце царица глядит.
— Ну, — говорит волк, — слезай, Марьюшка, иди и нанимайся в прислуги.
Слезла Марьюшка, узелок взяла, поблагодарила волка и пошла к хрустальному дворцу. Поклонилась Марьюшка царице и говорит:
— Не знаю, как вас звать, как величать, а не нужна ли вам будет работница?
Отвечает царица:
Давно я ищу работницу, но такую, которая могла бы прясть и ткать и вышивать.
— Все это я могу делать.
— Тогда проходи и садись за работу.
И стала Марьюшка работницей. День работает, а наступит ночь — возьмёт Марьюшка серебряное блюдечко и золотое яичко и скажет:
— Катись, катись, золотое яичко, по серебряному блюдечку, покажи мне моего милого.
Покатится яичко по серебряному блюдечку, и предстанет Финист — ясный сокол. Смотрит на него Марьюшка и слезами заливается:
— Финист мой, Финист — ясный сокол, зачем ты меня оставил одну, горькую, о тебе плакать!
Подслушала царица её слова и говорит:
— А, продай мне, Марьюшка, серебряное блюдечко и золотое яичко.
— Нет, — говорит Марьюшка, — они непродажные. Могу я тебе их отдать, если позволишь на Финиста — ясна сокола поглядеть.
Подумала царица, подумала.
— Ладно, — говорит, — так и быть. Ночью, как он уснёт, я тебе его покажу.
Наступила ночь, и идёт Марьюшка в спальню к Финисту — ясну соколу. Видит она — спит её сердечный друг сном непробудным. Смотрит Марьюшка, не насмотрится, целует в уста сахарные, прижимает к груди белой, — спит не пробудится сердечный друг. Наступило утро, а Марьюшка не добудилась милого…
Целый день работала Марьюшка, а вечером взяла серебряные пяльцы да золотую иголочку. Сидит, вышивает, сама приговаривает:
— Вышивайся, вышивайся, узор, для Финиста — ясна сокола. Было бы чем ему по утрам вытираться.
Подслушала царица и говорит:
— Продай мне, Марьюшка, серебряные пяльцы, золотую иголочку.
— Я не продам, — говорит Марьюшка, — а так отдам, разреши только с Финистом — ясным соколом свидеться.
— Ладно, — говорит, — так и быть, ночью я тебе его покажу.
Наступает ночь. Входит Марьюшка в спаленку к Финисту — ясну соколу, а тот спит сном непробудным.
— Финист ты мой, ясный сокол, встань, пробудись!
Спит Финист — ясный сокол крепким сном. Будила его Марьюшка — не добудилась.
Наступает день. Сидит Марьюшка за работой, берёт в руки серебряное донце, золотое веретенце. А царица увидала: продай да продай!
— Продать не продам, а могу и так отдать, если позволишь с Финистом — ясным соколом хоть часок побыть.
— Ладно. А сама думает: «Все равно не разбудит».
Настала ночь. Входит Марьюшка в спальню к Финисту — ясну соколу, а тот спит сном непробудным.
— Финист ты мой — ясный сокол, встань, пробудись!
Спит Финист, не просыпается. Будила, будила — никак не может добудиться, а рассвет близко. Заплакала Марьюшка:
— Любезный ты мой Финист — ясный сокол, встань, пробудись, на Марьюшку свою погляди, к сердцу своему её прижми!
Упала Марьюшкина слеза на голое плечо Финиста — ясна сокола и обожгла. Очнулся Финист — ясный сокол, осмотрелся и видит Марьюшку. Обнял её, поцеловал:
— Неужели это ты, Марьюшка! Трое башмаков износила, трое посохов железных изломала, трое колпаков железных поистёрла и меня нашла? Поедем же теперь на родину.
Стали они домой собираться, а царица увидела и приказала в трубы затрубить, об измене своего мужа оповестить.
Собрались князья да купцы, стали совет держать, как Финиста — ясна сокола наказать.
Тогда Финист — ясный сокол говорит:
— Которая, по-вашему, настоящая жена: та ли, что крепко любит, или та, что продаёт да обманывает?
Согласились все, что жена Финиста — ясна сокола — Марьюшка.
И стали они жить-поживать да добра наживать. Поехали в своё государство, пир собрали, в трубы затрубили, в пушки запалили, и был пир такой, что и теперь помнят.
0 0 голоса
Рейтинг статьи
Как нарисовать сапсана
Юным художникам понравится научиться рисовать сапсана на сегодняшнем уроке рисования.
Возьмите художественные принадлежности и следуйте этим 9 простым шагам рисования. Вы узнаете основы рисования сапсана.
Этот урок занимает всего около 20 минут, и включает в себя PDF-файл , который вы можете легко распечатать или скачать. Пакет в формате pdf даже содержит страницу, похожую на книжку-раскраску, только с штриховым рисунком. Это прекрасно сочетается с мелками или цветными карандашами. Это полезно для очень маленьких детей, которым нужно дополнительное руководство и которые хотят раскрасить сапсана.
Наконец-то научитесь рисовать птиц, следуя этому уроку на досуге. … И теперь для Как нарисовать перегрин Falcon Урок…
Материалы
- карандаш
- РАСПРАВЛЕНИЯ
- CRAYONS или Colored Pencils
- Black Marker (необязательный)
- Как нарисовать A Peregrine Falckcon . (см. конец урока)
В сегодняшнем посте мы научимся рисовать сапсана на бумаге. Расположение и пропорции каждой части будут выделены на каждом этапе урока. Обратите внимание, что синие контуры используются для обозначения текущих частей, рисуемых на каждом шаге.
Необходимое время: 20 минут
Создание тела птицы
Карандашом нарисуйте небольшую перевернутую каплевидную форму в середине листа бумаги. Взгляните на справочный чертеж для руководства.
Добавить шею и голову
Добавьте маленький кружок слева; это будет голова сокола. Затем нарисуйте изогнутые линии, которые будут соединяться с телом как с шеей.
Рисуем клюв и глаза
Следующий шаг — нарисовать клюв в нижней левой части головы птицы и глаз посередине.
Добавить левое крыло
Крыло имеет форму огромного пера. Следуйте демонстрации того, как это должно выглядеть.
Добавить правое крыло
Правое крыло сокола кажется больше левого из-за его перспективы; крыло справа ближе к нам! Не стесняйтесь добавлять детали к перьям.
Нарисуй хвост
После того, как крылья готовы, теперь мы можем нарисовать хвост под правым крылом.
Добавить левую ногу
Прежде чем мы закончим рисовать линии, мы должны добавить левую ногу под телом. У соколов мощные когти, которыми они хватают добычу.
Нарисуй правую ногу
Просто скопируйте линии для левой ноги, но они должны быть нарисованы немного позади левой ноги, которую вы уже нарисовали.
Завершите свой рисунок
Теперь мы можем раскрасить наш рисунок сокола оттенками синего, светло-желтого и оранжевого цветов.
Как нарисовать сапсана Скачать PDF
Щелкните ссылку ниже, чтобы просмотреть или загрузить этот урок рисования. PDF-файл представляет собой урок рисования для печати «Как нарисовать сапсана ». Последняя страница загружаемого PDF-файла включает в себя страницу книжки-раскраски только с набросками и дополнительным упражнением, побуждающим детей к творчеству!
Превью Как нарисовать сапсана Рисунок PDFЗагрузить PDF
Сапсаны удивительны!
Соколы-сапсаны встречаются почти во всей Северной Америке, хотя чаще встречаются в северном полушарии. Сапсаны отличаются белой шеей и грудью и желтыми ногами. Их клюв также имеет желтый цвет у основания, а глаза также окружены небольшим количеством желтого цвета. Эта красивая желтая окраска проявляется у взрослых птиц.
Сокол-сапсан не только один из самых известных хищников, но и один из самых впечатляющих своей скоростью и ловкостью. С размахом крыльев взрослой особи около 40 дюймов, эта хищная птица может летать со скоростью более 200 миль в час. Это делает его самым быстролетающим рапто… фактически самым быстрым животным на Земле!
Соколы-сапсаны являются наиболее распространенными из всех видов соколов и могут быть найдены на всех континентах, кроме Антарктиды. Сокол-сапсан — искусный охотник, известный своей способностью нырять с большой высоты на невероятной скорости и убивать свою добычу в воздухе.
Сокол-сапсан — единственный в мире сокол, способный охотиться и убивать добычу над и под водой. Если добыча летит низко над водой, сапсан может убить ее, нырнув в воду.
Елена Ферранте · LRB 9 сентября 2015 г.
Четыре неаполитанских романа Елены Ферранте вообще являются книгами? Я начал сомневаться в этом, когда говорил о них с другими людьми, в основном с женщинами. Мы слишком быстро вернулись к жизни, пока говорили: кем была твоя Лила, подруга детства, которая без особых усилий всех ослепляла? Или — вопрос, на который нет радостного ответа, — ты была Лилой? С. сказала, что она связалась со своей бывшей подругой, чтобы та подарила ей первый том этой серии; К. казалось, что это невероятно, даже смущающе, но книги запечатлели, как она стремилась найти для себя интеллектуальную идентичность. И мы не могли перестать говорить об опыте их чтения: С. читал под натриево-оранжевым уличным фонарем, куря сигарету возле паба, не в силах прерваться, чтобы зайти к друзьям, ожидающим внутри; Э. целую неделю снились жестокие сны после того, как она закончила первый том; А. провела бессонную ночь за бессонной ночью, чтобы закончить их, и на следующее утро шла на работу с головой, все еще полной Неаполя; Б. – мужчина – не мог продолжать читать, так как ему стало плохо от того, что он мужчина. Я так запутался в том, что реально, а что нет, читая Ферранте в поезде, что постоянно забывал, что0115 не пропустил мою станцию . Привычная дистанция между вымыслом и жизнью рушится, когда читаешь Ферранте. Она тоже это знает: писать неаполитанский квартет, по ее словам, было все равно, что «иметь шанс прожить свою жизнь заново».
Письмо Ферранте, кажется, говорит что-то, что не было сказано раньше — нелегко определить, что это такое — таким образом, что его читатели заставляют забыть, где они находятся, отказаться от друзей и презирать сон. Было бы достаточно книг, в которых мы узнаем правду о жизни женщин во всей ее темноте, но неаполитанский квартет также обладает почти безумным повествовательным удовольствием, изложенным в стиле, который больше похож на признание того, что автор слишком заботится о жизни. правда заморачиваться со стилем. Публикация четвертого и последнего тома — ужасный момент. М. сравнил это с сексом с кем-то после того, как ты понял, что любишь его: это почти не может быть плохо. На протяжении 1200 страниц мы следили за жизнью Лилы и Лену, начиная с академического превосходства в школе в их родном, суровом районе Неаполя и заканчивая династическими браками того или иного рода, политическими обязательствами, построением карьеры, деторождением и теперь старением; при этом, как выразилась Лену, которая рассказывает их историю, «постоянно формируя, деформируя, реформируя» друг друга. «Я была слепа, она — сокол», — говорит Лену в первой книге, как будто она не знала, что это отправная точка для многих инверсий.
Перед неаполитанским квартетом Ферранте разрешил напечатать три романа, каждый длиной чуть более ста страниц, но с густой экспансивностью сна или кошмара. В этих коротких книгах, Тревожная любовь , Пропавшая дочь и Дни заброшенности , рассказывается о периодах в жизни женщины – смерти матери, потере ребенка, отъезде мужа – когда вещи вроде скользит. Ее героини — женщины, которые ожидают от жизни большего, чем их матери, и разочаровываются, когда сталкиваются с тем же: «Разница в том, что эти женщины не подчиняются, — сказал Ферранте в 2006 году. — Вместо этого они борются и они справляются. Они не выигрывают, а просто соглашаются со своими ожиданиями и находят новые равновесия». Они пытаются, но не могут не сойти с ума, когда их мать находят утонувшей в одном лишь невероятно дорогом лифчике; или муж уходит от них к двадцатилетней дочери знакомого; или они подружились на отдыхе с тем типом семьи, от которой они всю жизнь пытались сбежать. Они трахают соседа и убивают собаку, или целыми днями выслеживают бывшего любовника своей матери, или крадут куклу малыша. «Что-то в моих чувствах не работало. Перерыв в чувстве, в чувствах», — как пытается описать это Ольга, от которой ушел муж, в Дни заброшенности . «Иногда я отдавался этому, иногда я был напуган». В их безумии есть и дидонская красота. В какой-то момент Ольга застревает в доме с двумя маленькими детьми, и один из них болен. Она находится в таком состоянии, когда вызов врача невыносим, даже если бы не было помех на стационарном телефоне и можно было бы найти ее мобильный, но и сама присматривает за сыном. Поэтому она вербует старшую сестру мальчика, которая придумывает свой собственный способ подавить его лихорадку:
У ребенка было на лбу три монеты и на самом деле он спал, тяжело дыша.
– Монеты классные, – объяснила Илария. ‘Они снимают головную боль и лихорадку’.
Время от времени она вынимала одну из них и клала в стакан с водой, затем вытирала и снова клала на лоб брата.
«Когда он проснется, ему придется принять аспирин», — сказал я.
Ферранте вводит нас в то место, где идея укрощения лихорадки с помощью трех монет, которые периодически опускают в стакан с водой, — вспоминая монеты, которые греки клали на глаза трупу, чтобы заплатить за переход через Стикс, — кажется разумной. , действительно полезно. А кто скажет, что это не так? Ольга, кажется, принимает заботу, проявленную в этом жесте, даже возлагает на него надежду, как образный ответ на безвыходное положение, в котором оказались жена и дети, брошенные мужем и отцом. Поверхность вещей грозит треснуть; обнадеживающее размещение монеты одновременно уступает и сдерживает тьму. Спокойный комментарий Ольги по поводу аспирина признает, что когда это закончится, когда закончится сон наяву, лекарство будет доступно и равновесие будет найдено.
Первые три романа Ферранте заканчиваются, когда кризис минует. Масштаб и, следовательно, настроение неаполитанской четверки различны: поскольку моменты кризиса рассматриваются в контексте жизни, есть более мрачное предположение, что выздоровление может быть только временным. Поверхность всегда подвержена разрыву, и некоторые люди знают об этом, а другие нет. Рафаэлла Серулло, или Лила, фольга или альтер-эго рассказчика в квартете, знает это. В интервью Paris Review Ферранте описал Лилу как страдающую от «отсутствия границ», что очевидно из первой детской сцены первой книги, My Brilliant Friend , когда она заманивает рассказчика, свою подругу Елену Греко или Лену, «вверх по темной лестнице, ведущей шаг за шагом, пролет за пролетом, к двери квартиры дона Ахилла». Он человек по соседству, к которому детям велят не приближаться. Лила и Лену «медленно поднимались к величайшему из наших ужасов того времени, мы шли, чтобы подвергнуть себя страху и допросить его». Лила бросает в мальчиков камни; Лила учится читать; Лила опережает своих одноклассников в учебе; Лила превращается из тощей в Джеки Кеннеди-эск; Лайлу любят соседские мальчишки, и никто из них не ищет этой любви. Для Лену жизнь без Лилы уныла: «Вскоре мне пришлось признать, что то, что я делала одна, не могло меня волновать, важно было только то, к чему прикасалась Лила». незнание того, как делаются вещи, но оно переходит в нечто иное в подростковом возрасте, когда у нее начинаются эпизоды того, что она начинает называть «растворяющимися границами».
Подобно освежающим монетам на лбу больного ребенка, тот факт, что «очертания людей и вещей» могут «внезапно растворяться, исчезать» для Лайлы, является еще одним признанием того, что находится под поверхностью. Она на вечеринке в канун Нового года на террасе на крыше в окружении всех по соседству; она оглядывается на смеющихся, танцующих, разговаривающих фигур с «чувством отвращения» и вдруг не может не видеть, «как плохо мы сделаны… как недостаточны». Простые ужасы жизни в районе, где доминирует мафия (следующее, что слышит Лила, это выстрелы), ничто по сравнению с ужасом нормальной жизни. Лайла видит, что люди постоянно находятся на грани разрушения, разрыва своих границ. Медный горшок взрывается, когда она моет посуду; она говорит Лену, что это пугает ее больше всего на свете. «Потрескавшаяся и помятая» медь — как «треснувший жестяной чайник» в Madame Bovary , иллюстрирующий усталость Родольфа, услышавшего, как Эмма говорит: «Я люблю тебя», — заменяет изношенные формы. «Я знала — возможно, я надеялась, — что никакая форма никогда не сможет вместить Лилу, — пишет Лену, — и что рано или поздно она снова все сломает». В первых трех романах определенные события разрушают вещи; в неаполитанском квартете Лила является зажигательной силой.
‘Пока режу салями, думаю, сколько крови в организме человека. Если положить в вещи слишком много вещей, они сломаются. Или они загорятся и сгорят», — рассказывает она Лену позже, выйдя замуж за соседского бакалейщика. Она продолжает надеяться, что ее брак сгорит. Формы, в которые патриархат, капитализм, традиции придали нашей жизни слишком легко принимаются; когда мы ясно видим, мы понимаем, что их нельзя терпеть. Лила чувствует, что жизнь принимает форму, соответствующую ее чувству, только тогда, когда она уходит от мужа к своей возлюбленной Нино, да и то лишь на мгновение: «У нее было впечатление, что она покинула мягкое пространство, населенное формы без определений и, наконец, направлялись к структуре, которая была способна вместить ее полностью, всю ее, без ее трещин или фигур вокруг нее. » Все женщины и мужчины Ферранте борются со старыми формами. Даже муж, избивший Лилу, от которого она уходит, видит, что его проверенный временем способ показать ей, что он любит ее, не работает, но не знает, что еще делать: «Увидеть ее утром, в вечер, спать рядом с ней и не иметь возможности заставить ее почувствовать, как сильно я ее люблю, с той силой, на которую я способен, — это ужасно», — говорит он Лену.
Смысл жизни Лену, когда Лила рядом — их отношения похожи на любовную связь, на сестринские отношения, как на двух людей, живущих одной жизнью, — все усиливается. «Лила была слишком хороша для всех», — говорит она в начале, и это никогда не бывает неправдой. Нино и Лила встретились на Искье, острове в паромной переправе от Неаполя, где Лену провела лето и где год назад влюбилась в Нино. Смотреть, как два человека, которых она любит, влюбляются друг в друга, невыносимо, но интеллектуально она изо всех сил старается сделать это терпимым, полагаясь на стратегии, которые она разработала в школе, чтобы не отставать от Лайлы: учиться, писать, читать. «Я обращалась к стихам и романам как к транквилизаторам, — вспоминает Лену. «Возможно, — подумала я, — учеба пригодилась мне только для этого: чтобы успокоиться». чтобы не закончить диссертацию. Когда книга опубликована, Лену понимает, что ее происхождение на самом деле было в рассказе Лилы, написанном в школе, под названием «Голубая фея». В этот момент они расходятся, но Лену хочет, чтобы Лила поделилась своей книгой, которая была «другой, взрослой, моей и все же неотделимой от нее». Письмо становится способом объединить два женских опыта, бросить вызов времени, преодолеть расстояния.
Ферранте сказала, что хочет, чтобы предложение, особенно вступительное, имело «холодную поверхность и видимую под ней магму невыносимого жара». Это стиль, который ни на что не похож. Холодность возникает из-за беспокойства о том, что говорится — возможно, о магме, — а не о том, как это говорится. Ферранте рассказал Paris Review о полировке, которой подверглись короткие ранние романы; напротив, она говорит, что часто даже не перечитывала романы в квартете, когда писала их. «Чем больше внимания уделяется фразе, — сказала она, — тем тяжелее течет история». В стиле неаполитанского квартета Ферранте есть сплетничающая легкость, прозрачность и живость прежде всего. В то первое лето на Искье Лену пишет письмо за письмом Лиле и получает только одно письмо в конце августа. С тем же успехом это может быть и платоническое письмо. «Голос, поставленный в письме, поразил меня, увлек меня даже больше, чем при разговоре с глазу на глаз: он совершенно очистился от шлака речи, от сумятицы устной; в нем была яркая упорядоченность, которая, как я представлял, должна была принадлежать разговору, если бы кому-то посчастливилось родиться из головы Зевса, а не от Греко, Церуллов ». (Позже Лену узнает, что Лила много раз писала письмо раньше посылает его.) Тон Ферранте также является своего рода очищенным разговорным, способным к рваным полетам возбуждения, а также к ярким, афористическим моментам, часто в одном и том же отрывке.
После того, как Лену вышла замуж за известную интеллектуальную семью, ей трудно определиться даже с темой своей второй книги, не говоря уже о стиле. Лила, брошенная Нино, идет работать на фабрику по производству колбасных изделий и проводит вечера, помогая своему новому партнеру изучать компьютеры. Друзья редко выходят на связь; Лену не может рисовать на Лиле. Но Лену получает от невестки несколько феминистских работ второй волны, которые возвращают ее к ее собственным мыслям — в своей следующей книге она хочет доказать, что женщины до сих пор были не более чем «женскими автоматами, созданными мужчины» – так же, как и Лиле:
Иногда я представлял себе, какой была бы моя жизнь и жизнь Лайлы, если бы мы обе сдали тест для поступления в среднюю школу, а затем в старшую школу, если бы мы вместе учились, чтобы получить диплом, бок о бок, союзники, идеальная пара. , сумма интеллектуальной энергии, удовольствия понимания и воображения. Мы бы писали вместе, мы были бы вместе авторами, мы черпали бы силу друг у друга, мы бы сражались плечом к плечу, потому что то, что было нашим, было неподражаемо нашим. Одиночество женских умов прискорбно, сказал я себе, это пустая трата времени, когда они отделены друг от друга, без процедур, без традиции. Тогда я почувствовал, как будто мои мысли обрываются посредине, всепоглощающие и вместе с тем ущербные, с настоятельной потребностью в проверке, в развитии, но без убежденности, без веры в себя.
В первом длинном предложении Ферранте ставит мысли и образы рядом, один за другим: сначала конкретно-физически – эти локти! – а потом радость встречи умов. Второе предложение — «мы бы… мы бы… мы бы» — использует повторение, чтобы создать своего рода иронический импульс к этой образцовой интеллектуальной жизни, которой они никогда не могли бы иметь, а затем уступает место следующему, почти идеальному афоризму, который мог бы выдержать. отдельно для всего квартета. И затем последнее предложение некрасиво, с его грубыми предложными фразами, с более чем одним «пока»: письмо достаточно неотшлифовано, чтобы быть похожим на жизнь. Скорость изменения регистра имитирует шипящую, предварительную мысль.
Скорость — одно из определяющих качеств чтения Ферранте. В четырех книгах она сделала некоторые эпизоды (например, второе лето любви на Искье) мучительно медленными, в то время как другие (например, 23 дня Нино и Лилы вместе) были невыносимо быстрыми. Читатель мчится вперед, несмотря ни на что. Ферранте больше похожа на писателя жанра, чем на беллетристику в своем обращении со временем; она сказала, что использует «все известные мне стратегии, чтобы привлечь внимание читателя, стимулировать любопытство» — признавая, а не оправдывая мыльные повороты последнего тома квартета. Нино, ставшая политическим писателем, возвращается на орбиту Лену после публикации ее феминистского сборника, и по мере того, как они проводят больше времени вместе, их близость восстанавливается до такой степени, что друг без друга «ничто не имеет смысла. Лену оставляет своего мужа и двух дочерей, чтобы быть с Нино с тем же чувством преодоления старой формы, которое было у Лилы: «Происходит что-то великое, что полностью растворит старый образ жизни, и я являюсь частью этого распада. В четвертом томе рассказывается о последствиях этого решения: неодобрение Лилы, споры Лену с мужем из-за детей и момент, когда неверность Нино наконец доказана. Или, возможно, доказано нечто более убийственное: Нино всегда была лишь переходным объектом для Лилы и Лену. Роман возвращает Лену туда, где Лила живет в старом неаполитанском районе, где они одновременно беременеют, затем обе рожают девочек и живут в одном многоквартирном доме, одна ниже другой. Они живут и работают вместе в приближении к мечте Лену для них обоих.
Как получилось, что книга, написанная Лену, может так полно отразить опыт Лилы? Прямолинейный, почти наивный стиль Ферранте алчен, он готов перенять привычки других жанров — клиффхэнгеры триллера, любовные треугольники романа, повороты сюжета детектива — и впитать в себя голоса, отличные от голоса рассказчика. Лену понимает в последнем томе квартета, что, возможно, она даже пишет только для того, чтобы заманить Лилу, захватить ее, быть рядом с ней. «Я желаю этого вторжения», — пишет Лену. «Я надеялся на это с тех пор, как начал писать нашу историю.» Повествование часто переходит от третьего лица — Лену, рассказывающая о жизни Лилы, — к первому лицу, как если бы говорила сама Лила, и это даже тогда, когда Лену напоминает нам она не такая:
Это был первый и последний раз, когда она пыталась объяснить мне ощущение мира, в котором жила.
Leave a Reply