Как писать муха цокотуха: Что-то пошло не так (404)

«Муха-Цокотуха» Корней Чуковский — читать текст

Муха, Муха-Цокотуха,
Позолоченное брюхо!

Муха по полю пошла,
Муха денежку нашла.

Пошла Муха на базар
И купила самовар:

«Приходите, тараканы,
Я вас чаем угощу!

Тараканы прибегали,
Все стаканы выпивали,

А букашки —
По три чашки
С молоком
И крендельком:
Нынче Муха-Цокотуха
Именинница!

Приходили к Мухе блошки,
Приносили ей сапожки,

А сапожки не простые —
В них застежки золотые.

Приходила к Мухе
Бабушка-пчела,
Мухе-Цокотухе
Мёду принесла…

«Бабочка-красавица,
Кушайте варенье!
Или вам не нравится
Наше угощенье?»

Вдруг какой-то старичок
Паучок
Нашу Муху в уголок
Поволок, —
Хочет бедную убить,
Цокотуху погубить!

«Дорогие гости, помогите!
Паука-злодея зарубите!
И кормила я вас,
И поила я вас,
Не покиньте меня
В мой последний час!»

Но жуки-червяки
Испугалися,
По углам, по щелям
Разбежалися:
Тараканы
Под диваны,
А козявочки
Под лавочки
А букашки под кровать —
Не желают воевать!
И никто даже с места
Не сдвинется:
Пропадай-погибай,
Именинница!

А кузнечик, а кузнечик!
Ну совсем как человечек,
Скок, скок, скок, скок!
За кусток,
Под мосток
И молчок!

А злодей-то не шутит,
Руки-ноги он Мухе верёвками крутит,
Зубы острые в самое сердце вонзает
И кровь у нее выпивает.

Муха криком кричит,
Надрывается,
А злодей молчит,
Ухмыляется.

Вдруг откуда-то летит
Маленький Комарик,
И в руке его горит
Маленький фонарик.

«Где убийца? Где злодей?
Не боюсь его когтей!»

Подлетает к Пауку,
Саблю вынимает
И ему на всем скаку
Голову срубает!

Муху за руку берёт
И к окошечку ведет:
«Я злодея зарубил,
Я тебя освободил,
И теперь, душа-девица,
На тебе хочу жениться!»

Тут букашки и козявки
Выползают из-под лавки:
«Слава, слава Комару —
Победителю!»

Прибегали светляки,
Зажигали огоньки —
То-то стало весело,
То-то хорошо!

Эй, сороконожки,
Бегите по дорожке,
Зовите музыкантов,
Будем танцевать!

Музыканты прибежали,
В барабаны застучали.
Бом! бом! бом! бом!
Пляшет Муха с Комаром.

А за нею Клоп, Клоп
Сапогами топ, топ!

Козявочки с червяками,
Букашечки с мотыльками.
А жуки рогатые,
Мужики богатые,
Шапочками машут,
С бабочками пляшут.

Тара-ра, тара-ра,
Заплясала мошкара.

Веселится народ —
Муха замуж идёт
За лихого, удалого,
Молодого Комара!

Муравей, Муравей
Не жалеет лаптей, —
С Муравьихою попрыгивает
И букашечкам подмигивает:

«Вы букашечки,
Вы милашечки,
Тара-тара-тара-тара
таракашечки!»

Сапоги скрипят,
Каблуки стучат, —
Будет, будет мошкара
Веселиться до утра:
Нынче Муха-Цокотуха
Именинница!

Корней Чуковский

«Как была написана Муха-Цокотуха » Корней Чуковский

Корней Чуковский, Собрание сочинений в 15 т. Т. 2: — От двух до пяти, М., Терра — Книжный клуб / 2001

Прошлым летом я сочинил для моей правнучки, трехлетней Марины, сказку, которая начинается так:

Бабушка к буфету,
А жаркого нету!
«Что ж это такое!
Где мое жаркое!»

Марина ничего не сказала, ушла к своим куклам, но вскоре я услышал, как она поет им мою сказку:

Бабушка к буфету,
А жаркое есть.

Очевидно, мое нету не понравилось ей, и она преобразила его в есть. Для ребенка отвратительны сказки и песни с печальным концом. Живя иллюзией вечного праздника, дети упрямо заменяют печальные концовки наших сказок и песен благополучными, радостными. Существует невеселая старинная песня о мужике, потерявшем дугу:

Поискал и не нашел,
Он заплакал и пошел.

Услышав эту песню, Коля Черноус, трех с половиною лет, насупился, весь покраснел, заткнул уши и убежал на балкон. Через минуту он вернулся оттуда веселый и, как бы издеваясь над нами, запел:

Поискал и нашел,
Засмеялся и пошел.

Заплакал превратилось в засмеялся. Ибо малые дети не терпят, чтобы в тех сведениях о жизни, какие дают им литература, театр и живопись, был хоть намек на окончательную победу несчастья и зла. Сколько я знаю детей, которые на театральных спектаклях крепко закрывают глаза, чуть только с каким-нибудь любимым героем случится хоть на минуту беда. В обиходе английских детей есть знаменитая песенка с печальным концом: к какой-то девушке подлетела ворона и начисто откусила ей нос (Snapped off her nose). Можно не сомневаться, что английские дети в течение веков жаждали другой, менее мрачной концовки. Угождая их неосознанным инстинктивным желаниям, кто-то (уже в XIX веке) присочинил к этой горестной песне утешительные строки о том, будто к искалеченной девушке позвали королевского врача, и он так искусно пришил ей откушенный нос, что несчастная опять стала счастливой. После чего дети вполне примирились с отвергнутой песней и перестали чуждаться ее. ¹
Это понятно. Ведь счастье для малых детей — норма жизни, естественное состояние души, еще не знающей ни об угрозе неминуемой смерти, ни о мучительных тяготах и томлениях жизни. В возрасте «от двух до пяти» они — самое счастливое племя из всех, какие живут на земле. Спрашивается: где же серьезным и безрадостным взрослым, «измученным жизнью, коварством надежды», соваться в безоблачно-солнечное царство детей? Подделаться под ребенка нетрудно, да ведь подделка легко обнаружится, и дети отпрянут от нее, как от фальши. Сколько ни вымучивай из себя бойких и мажорных стишков, их бравурность будет чисто механической, и они никогда не дойдут до трехлетних-пятилетних сердец. Когда-то в своей книге «От двух до пяти» я опубликовал заповеди для детских поэтов, но только теперь догадался, что ко всем этим заповедям следует прибавить еще одну, может быть самую главную: писатель для малых детей непременно должен быть счастлив. Счастлив, как и те, для кого он творит. Таким счастливцем порою ощущал себя я, когда мне случалось писать стихотворные детские сказки. Конечно, я не могу похвалиться, что счастье — доминанта моей жизни. Бывали и утраты, и обиды, и беды. Но у меня с юности было — да и сейчас остается — одно драгоценное свойство: назло всем передрягам и дрязгам вдруг ни с того ни с сего, без всякой видимой причины, почувствуешь сильнейший прилив какого-то сумасшедшего счастья. Особенно в такие периоды, когда надлежало бы хныкать и жаловаться, вдруг вскакиваешь с постели с таким безумным ощущением радости, словно ты пятилетний мальчишка, которому подарили свисток. Не знаю, бывали ли у вас такие беспричинные приливы веселья, а я без них, кажется, пропал бы совсем в иные наиболее тоскливые периоды жизни. Идешь по улице и, бессмысленно радуясь всему, что ты видишь,- вывескам, трамваям, воробьям,- готов расцеловаться с каждым встречным и твердишь из своего любимого Уитмена:

Отныне я не требую счастья,
я сам свое счастье.

Один такой день мне запомнился особенно ясно — 29 августа 1923 года, душный день в раскаленном, как печь, Петрограде, когда я внезапно на Невском пережил наитие этого необыкновенного чувства и так обрадовался самому факту своего бытия на земле, что готов был выкрикивать вслух строки из того же поэта:

Почему многие, приближаясь ко мне,
зажигают в крови моей солнце!
Почему, когда они покидают меня,
флаги моей радости никнут!

Но в тот блаженный и вечно памятный день флаги моей радости нисколько не никли, а, напротив, развевались с каждым шагом все шире, и, чувствуя себя человеком, который может творить чудеса, я не взбежал, а взлетел, как на крыльях, в нашу пустую квартиру на Кирочной (семья моя еще не переехала с дачи) и, схватив какой-то запыленный бумажный клочок и с трудом отыскав карандаш, стал набрасывать строка за строкой (неожиданно для себя самого) веселую поэму о мухиной свадьбе, причем чувствовал себя на этой свадьбе женихом. Поэму я задумал давно и раз десять принимался за нее, но больше двух строчек не мог сочинить. Выходили вымученные, анемичные, мертворожденные строки, идущие от головы, но не от сердца. А теперь я исписал без малейших усилий весь листок с двух сторон и, не найдя в комнате чистой бумаги, сорвал в коридоре большую полосу отставших обоев и с тем же чувством бездумного счастья писал безоглядно строку за строкой, словно под чью-то диктовку. Когда же в моей сказке дело дошло до изображения танца, я, стыдно сказать, вскочил с места и стал носиться по коридору из комнаты в кухню, чувствуя большое неудобство, так как трудно и танцевать и писать одновременно. Очень удивился бы тот, кто, войдя в мою квартиру, увидел бы меня, отца семейства, 42-летнего, седоватого, обремененного многолетним поденным трудом, как я ношусь по квартире в дикой шаманской пляске и выкрикиваю звонкие слова и записываю их на корявой и пыльной полоске содранных со стенки обоев. В этой сказке два праздника: именины и свадьба. Я всею душою отпраздновал оба. Но чуть только исписал всю бумагу и сочинил последние слова своей сказки, беспамятство счастья мгновенно ушло от меня, и я превратился в безмерно усталого и очень голодного дачного мужа, приехавшего в город для мелких и тягостных дел. Вряд ли я тогда понимал, что эти внезапные приливы бездумного счастья есть, в сущности, возвращение в детство. Горе тому детскому писателю, кто не умеет хоть на время расстаться со своей взрослостью, выплеснуться из нее, из ее забот и досад, и превратиться в сверстника тех малышей, к кому он адресуется со своими стихами. Эти возвращения в детство чаще всего были сопряжены у меня с таким редкостным и странным душевным подъемом, который я дерзну обозначить устарелым словцом вдохновение. Теперь это словцо не в чести. Литературоведы и критики давно уже изгнали его из своего словаря. Вдохновение объявлено чуть ли не мифом, придуманным лукавыми поэтами ради того, чтобы возвеличить свой цех. Между тем я на собственном опыте убедился, что оно существует. Вдруг ни с того ни с сего все мои писательские интересы и навыки отлетают от меня ко всем чертям, я испытываю сердцебиение ребяческой радости, которая сильнее меня самого, и тороплюсь без оглядки записать «Бармалея», или «Путаницу», или сказку о том,

Как у наших у ворот
Чудо-дерево растет.
Чудо-чудо-чудо-чудо
Расчудесное!
Не листочки на нем,
Не цветочки на нем,
А чулки да башмаки,
Словно яблоки!

Вот почему, когда я на старости лет перелистываю мои давние сказки, иные из них представляются мне древними памятниками тех приливов внезапного детского счастья, которыми они рождены. Впрочем, по мнению моих близких друзей, у меня в характере вообще очень много ребяческого. Когда мне исполнилось семьдесят пять лет (о, как давно это было!), Маршак обратился ко мне с задушевным посланием, которое кончалось такими словами:

Пусть пригласительный билет
Тебе начислил много лет,
Но, поздравляя с годовщиной,
Не семь десятков с половиной
Тебе я дал бы, друг старинный,
Могу я дать тебе — прости!-
От двух, примерно, до пяти…
Итак, будь счастлив и расти!. .

Это остроумно, но, к сожалению, неверно. Если бы детская психика была моим всегдашним достоянием, я написал бы не десять сказок, а по крайней мере сто или двести. Увы, приливы ребяческой радости бывают в человеческой жизни нечасто, и длятся они очень недолго. Да и возможно ли полагаться на взлет вдохновения? В сущности, «Муха-Цокотуха» — единственная моя сказка, которую от первой строки до последней я написал сгоряча, в один день, без оглядки, по внушению нахлынувших на меня неожиданно радостных чувств. Остальные сказки давались мне не так-то легко, хотя всякая из них зародилась во мне в минуты моего возвращения в детство. Но эти минуты бывали так коротки, что дарили мне лишь несколько строк. Остальные приходилось добывать долгим и упрямым трудом, неизменно радостным, но тяжким. Здесь на смену вдохновению к писателю должна приходить другая, столь же драгоценная сила, без которой ему нельзя обойтись. Но об этом — на дальнейших страницах.

Примечания:

1. Речь идет о народной песне «Sing a Song of Sixpence», которая, по словам английских фольклористов Айоны и Питера Опи, была зарегистрирована в печати около 1744 года. Строфа о враче, излечившем безносую девушку, была сочинена около 1866 года. Рендольф Колдекотт в 1880 году дал другую, более лаконичную концовку: «Прилетела пташка Дженни Рен (wren — крапивник) и приклеила его».

Chatty Fly (Muha-Tsokotuha) — 1941 vs 1960

Недавно я наткнулся на настоящую жемчужину — советский мультфильм 1941 года с прекрасным художественным оформлением (навеянным американскими мультфильмами начала 1930-х годов) и анимацией персонажей, которая на дрожжах превосходит большинство другие фильмы молодой студии того же периода. Это первая мультипликационная экранизация известного детского стихотворения Чуковского «Муха-Цокотуха» о мухе, которая нашла монетку и пошла покупать самовар.

Наш главный герой, Болтушка Муха (Муха-Цокотуха)

Комар, который спасёт день

На Анимации. Я сделал для него, а также ремейк 1960 года (но я предпочитаю оригинал). В переводе сохранена оригинальная схема рифмовки, чем я очень горжусь.

К сожалению, мультфильм был закончен всего за несколько часов до нападения Германии на СССР и в результате практически не имел распространения. После войны, когда негатив был поврежден, а звук явно потерян, студия в конце концов решила сделать цветной ремейк. Но отдали другому режиссеру (Роману Давыдову), который внес немало правок.

Сорежиссёр фильма 1941 года Борис Дёжкин не был фанатом, хотя цвет ему нравился. Первоначальная версия 1941 года была полностью недоступна, пока ее не восстановили всего несколько лет назад с использованием саундтрека из фильма 1960 года (в котором использовались те же ноты), а также некоторых недавно записанных звуков.

Поскольку некоторые вещи в 1960 году были другими, при просмотре вы можете заметить, что некоторые звуки не соответствуют версии 1941 года. Например: слышно, как лает гусеница мухи, но на самом деле ее нет. Переход к мухе, прыгающей по цветам, немного внезапен. Возможно, наиболее очевидно, что на 2:41 голос, говорящий, что последняя строка на октаву ниже голоса мухи. Тем не менее, в целом он замечательно подходит.

Фильм 1941 года был выложен на сайте Culture.ru этой весной. Его уже нет, но его все еще можно найти в некоторых других местах (например, RuTracker).

Подробности этой реставрации, а также дополнительная информация о фильме приведены ниже в статье российского историка анимации Георгия Бородина, первоначально опубликованной в каталоге фильма «Белые Столбы» за 2019 год. фестиваль. Перевод местами корявоват, но должно быть понятно.

СУДЬБА МУХИ
Георгий Бородин

Многие источники отмечают, что фильм Владимира Григорьевича Сутеева «Болтливая муха» по одноименной сказке К.И. Чуковского, был сдан кинодирекции за несколько часов до начала Великой Отечественной войны. В документах указано, что производство фильма закончилось 17 июня 1941 года, а прокатное свидетельство (паспорт) на него датировано 23 июня. Очевидно, что широкого распространения фильм не имел — этому помешал не только десятиминутный формат, но и начавшаяся война. Однако фильм запомнился многим профессионалам — в частности, Е. Т. Мигунов вспоминал, как смотрел его в зале киностудии «Союзмультфильм»:
«…Смотрю сцену из «Болтливой Мухи»… Злодейский паук с арканом-паутиной под бешеный перкуссионный бит [венгерско-чешско-советского джазового барабанщика] Ласло Олаха пленяет и опутывает бедную Муху. Сцена безукоризненно, логически развита в полном соответствии с музыкальной канвой, лихо нарисована, исполнена широкими мазками. Контраст движений и пауз. Пронзительная динамическая схема. Ничего не тратится. Свободный рисунок, дерзость и пластика. И какая мощь!
Это была осень 41 года. Первые дни «практики» на Союзмультфильме. В перерыве между бомбежками мы сидели в маленьком смотровом зале студии.
Маленькая помощница-плановщица Варенька Шилина, «приписанная» к нам, шепчет: «Это деткинская сцена! Смотри и учись!» Я узнаю руку Дёжкина. Легендарный Дёжкин, любимец и гордость студии. Фильм был снят в довоенный год. Недавно достроен и сдан. Буквально — прямо перед войной. Я ошеломлен от восхищения…».
Функции Бориса Петровича Дёжкина в съемочных группах довоенных фильмов В.Г. Сутеев («Мы тоже едем на Олимпиаду!», «Болтливая муха») включал, судя по всему, контроль над анимацией. Можно смело предположить, что, помимо создания собственных сцен, Дёжкин участвовал в распределении заданий, приемке и монтаже готовой работы аниматоров, отчего пластическая сторона этих фильмов заметно совершеннее и цельнее. чем во многих фильмах прошлых лет и даже в фильмах других режиссеров студии, снятых в то же время.

В 1950 году отдел контроля качества «Союзмультфильма». заявил, что негатив «Болтливой мухи» не мог быть допущен к печати из-за частичного дефекта изображения (от плохой обработки-отмывки на одном метре негатива появились желтые пятна) и отсутствия фонограммы (видимо, утраченной во время война). Фильм стал легендой, недоступным, почти потерянным.

В конце 1950-х было решено сделать цветной ремейк фильма Сутеева. Это решение было мотивировано, в частности, тем, что практически не было распространения 1941 версия. Создание новой версии было поручено художнику-аниматору Роману Владимировичу Давыдову, работавшему над первым фильмом, — режиссеру и художнику со своей графической и монтажной «подписью», отличной от Сутеева и Дёжкина. Для создания музыки к фильму была использована партитура Алексея Николаевича Соколова-Камина, сохранившаяся в архивах. Судя по всему, запись оркестра была приурочена «к образу» версии 1941 года. Цветовая гамма принадлежит Виктору Александровичу Никитину. Мультфильм частично копирует пластику довоенного фильма, но не полностью с ней совпадает.
После студийной премьеры обновленной «Болтливой мухи» Б.П. Дёжкин рассказал В.А. Никитину, что у него нет претензий к его работе, в отличие от Романа Давыдова, с которым он «серьезно поболтает».

Фильм Сутеева уже много лет судят по цветному варианту Р. В. Давыдова, завершенное в 1960 г. и получившее столь резкую оценку Б.П. Дёжкин. Однако сравнение двух вариантов показывает, что Давыдов действительно серьезно переработал исходный фильм, а художественные решения Сутеева и Дёжкина при этом были значительно изменены. Во-первых, Давыдов изменил типы многих персонажей, в том числе и самой мухи, которая в его варианте приняла совершенно иной вид. Во-вторых, в ряде мест он разбавил монтаж крупными планами, чего не было в версии Сутеева. В-третьих, во многих эпизодах Давыдов добавлял к действию новые подробности или, наоборот, отказывался от тех, которые присутствовали в 19-м эпизоде.41 фильм. Это относится как к анимации, так и к монтажу. Например, в сцене чаепития персонажи, движущиеся по нижнему слою, были заменены статичными, нарисованными на заднем плане; в финальном эпизоде ​​добавлена ​​тема ссоры и примирения Мухи и Комара, полностью изменена концовка и многое другое. В-четвертых, в эпизоде ​​со сбором гостей для поздравления Мухи он поменял местами два довольно больших участка. Наконец, он полностью изменил сцену появления Паука, его выбегания из дупла, «разбивая» заданную Дёжкиным пластическую схему (двукратное повторение трех «тактов»: бег, бормотание, топот ног). ).

Идея воссоздания саундтрека к «Болтливой мухе» 1941 г. с использованием звука ремейка 1960 г. возникла накануне 100-летия со дня рождения Б.П.Дёжкина в 2014 г. Именно тогда была создана позитивная копия » «Муха»-41, отпечатанная Госфильмофондом для киностудии «Союзмультфильм» в 1990-е годы, была оцифрована. Однако из-за препятствий, чинимых в то время некоторыми сотрудниками студии, завершить эту работу к сроку (к фестивалю «Кинопроба» в Екатеринбурге в начале декабря) не удалось. Вторая попытка реализовать такой план была предпринята на рубеже 2017 и 2018 годов. Благодаря помощи Александры Евсеевой, выполнившей техническую часть этой кропотливой работы, результаты совместной работы были представлены сотрудникам «Союзмультфильма» на начало 2018 года.

Основная сложность заключалась в «подгонке» звукового сопровождения к изображению с воссозданием эффекта единства рисованного движения с музыкой. В ходе этой работы необходимо было сочетать визуальные акценты с музыкальными, сдвигая звуковую дорожку относительно изображения буквально на доли секунды. Пришлось изменить скорость звука цифровой записи (фонограмма взята с лицензионного диска, записанного по системе 25 fps). К сожалению, не удалось убрать некоторые шумы и реплики, отсутствовавшие в черно-белой версии. Звучание разных разделов, переработанное в новой версии Р.В. Давыдова, относительно легко «сшивалась» благодаря тому, что Давыдов делил сцену на две части ровно по границе музыкальных тактов. А вот для участка с появлением Паука из дупла адекватного звукового решения не нашлось. Чтобы составить представление об оригинальном музыкальном сопровождении этого фрагмента, мы обратились за помощью к художественному руководителю и главному дирижеру ВГСИ Сергея Ивановича Скрипки и постановщику концертов оркестра Сергею Капкову, благодаря которым была найдена и скопирована оркестровая партитура этого эпизода. Однако за неимением какого-либо бюджета пришлось ограничиться частичной, весьма приблизительной синхронизацией этого раздела с имеющимися фрагментами аудиодорожки, что, к сожалению, не дает четкого представления об исходном художественном решении. Сутеева и Дёжкина. Надеюсь, в будущем удастся создать более точную звуковую реконструкцию.

Тем не менее, я считаю, что мы достигли наиболее полного приближения к версии фильма, которую завершил В.Г. Сутеева в июне 1941 года. Ныне эта полуутерянная картина вновь обрела способность полноценного воздействия на зрителя и возвращается в кино, не теряя при этом своего основного качества — звукопластической цельности и лоска.

Корней Чуковский краткая биография

Корней Чуковский В статье изложена краткая биография известного детского писателя.